Хор в Гуквальди (как и вообще хоры наших местечек – см. главу о Мартину) был для него первым шагом в карьере. Будучи ребенком из многодетной семьи (он был восьмым из одиннадцати) учителя и органиста, Леош учился здесь глядеть на мир более возвышенно. Это, конечно же, не означало, будто бы он терял почву под ногами. Паренек знал, что должность его папочки дает какие-то жизненные гарантии, потому записался в учительскую семинарию. Сам отец был родом из Пржибора (как и его ровесник, Зигмунд Фрейд). В Гуквальди он переехал, когда вместе с восьмым потомком ему понадобилось дополнительное занятие, а кроме того, здесь он мог разводить пчел и коз.
Но он не пошел только лишь "на лучшее место" –
Но именно здесь начались и его жизненные потрясения. Потому что, только лишь он начал, желая музыки без атрибутов, пришло сообщение о смерти отца. Пришлось пойти по его следам раньше, чем планировал – то есть в Брно, в Славянскую Школу. В тот самый город Б., где как раз вспыхнул конфликт, описанный Робертом Музилем в "
Теперь человеку следовало выбирать: язык, народный костюм или мундир, равно как и спортивную команду, выступающую в международных соревнованиях. Для чешских игроков тут был дополнительный крючок: город Б. в чешской лиге был в "категории В", за Прагой. Лео превратился в Леоша, но не в пражанина. Несмотря ни на что, чувствовал он себя хорошо. Худой парнишка вскоре превратился в худощавого юношу, который на двух языках флиртовал и с немками, и с чешками. Замечательная фигура, черные волосы, резонирующий, даже в молчании, голос. А вдобавок виртуозность: скрипка, фортепиано, орган. В Славянской Школе был директор-немец по фамилии Шульц, который по-чешски говорил только из необходимости. Но он вовсе не был националистом, но образованным патрицием, чувствующим пропорции. К тому же сердце его принадлежало искусству.
Его жена-австрийка по-чешски говорила на ломаном языке, зато редко. Единственная и обожествляемая дочка Шульцев предпочитает, чтобы ее называли Сиди, а не Зденой. Это была красивая и талантливая девушка из хорошего семейства. Ей необходимо было освоить наиболее важные женские умения того времени: фортепиано и светскую беседу. Освоению беседы ей помогал актерский талант, а вот фортепиано никак не давалось.
Ничего удивительного, что должен был появиться некто, кто получит задание ликвидации данного недостатка. И для этой цели герр директор выбрал Леоша Яначека, наиболее талантливого ученика своего заведения. Он никак не мог предчувствовать, что подарит городу Б. историю любви "категории А". Потому что, подобно тому, как юный Верди в ходе уроков фортепиано в Буссето влюбился в свою ученицу, здесь брненская ученица влюбляется в своего учителя. И в обоих случаях речь идет о дочках адвокатов.
Но Сиди всего лишь тринадцать лет, а Леошу – двадцать пять. Потому он поначалу колеблется и перестает сопротивляться только тогда, когда девица тянет к нему руки. Он не оценил ее выдержки и очарования, так что теперь, в рамках правил того времени обязан (по-немецки) попросить ее руки. Родители в шоке. Хотя они и либеральные, но легкомысленный Яначек их просто пугает. Папочка предупреждает дочку, что браки с артистами счастливыми не бывают. Та ему решительно отвечает – и это в возрасте тринадцати лет! – что предпочитает быть несчастной с гением, чем счастливой с глупцом.
Так что герру директору – доктору Эмилиану Шульцу – не остается ничего другого, как только тянуть время и искать какие-то отговорки в надежде, что со временем разум победит. А разум говорит на юридическом языке. Девушки должно быть, как минимум, шестнадцать лет. Опять же, таланты гения стоит проверить по одному музыкальному адресу "категории А". Например, в Лейпциге с его хором и консерваторией. Там Леош может использовать свой голос и, словно Бах, развить свои композиторские способности. Опять же: с глаз долой, из сердца вон!