Чехия. Инструкция по эксплуатации

И при всем при этом слово "кнедлик" проявляет свое заграничное происхождение. Чуждый посев из Баварии (прости, Холечек), внебрачное дитя нашей haute cousine (высокой кухни — фр.). Когда-то, в самом начале сожительства чехов с немцами мы должны были друг друга так любить, что хоть в рот положи. Потому что за это слово мы должны благодарить какого-то южного немца, который замешивал (kneten) более мягкие клецки, кнедли (Knödel), чем те, к которым привыкли мы.

Уже наш бдительный Гус заметил эту кошмарную кальку из Тевтонии, которая начала выпирать наше родимое слово "шишка" (šiška — клецка, галушка, комок, шарик), и он сражался с этим словом, провозглашая, будто бы "шишка" побеждает! Но вот не победила. Победил кнедель, кнедлик… cnoedelicus magnus, во имя языка и супротив Языка.

Но, чтобы не раздражать здешние озлобленные и злорадные языки, при этом перевод в чешскую культуру мы поставили на старочешскую муку, то есть, крупчатку, и победили! Да и форму мы оставили старинную: наш кнедлик — это šiška. У нас мы не варим никаких продолговатых брусков или шаров, что твои пушечные ядра — как это в обычае в Баварии и других странах. Мы никогда не отказывались от шишковатости, ибо она, в конце концов, наша. Наш кнедлик комковат.

И пускай судьба свирепствует, кружит и безумствует! Пускай кипит она, словно подсоленная вода, в которую чех забрасывает свои кнедлики. Они не размякнут, ничто их не раздробит на части, хаос пара не справится с ними. Они всего лишь округлятся, набухнут, надуются, всего лишь начнут скользить — эластично и умиленно — поднимаясь наверх в своей кипящей купели.

Округлость и эластичность наших кнедликов — это доказательство чешского таланта. Каждый из нас когда-нибудь пытался ухватить эту амебу, каждый из нас тренировался в ее вылавливании. И охотился за ней на гладком линолеуме, когда та ускользала из рук, и ее приходилось усмирять. И то еще приключение — порезать кнедлик на разделочной доске, а он дымил и парил. Голем из крупчатки, которого удается победить только лишь после тяжкого сражения.

У Его Величества имеются и свои слуги: мешалки и взбивалки. А еще у него имеется специальная кнедликовая миска. Одни весьма долго в ней утряхивают, другие — приправляют. Щепоточку соли, немножко кислоты. Традиционалисты утверждают, что настоящие ложки-мешалки делают исключительно из лещины. Это волшебная палочка самых лучших творцов кнедликов. Никакие роботы, никакая машина тут не справятся. Только традиционным путем можно пережить великое одушевление, кнедлик обретает душу, мы вдыхаем ее в него, словно Господь. Неожиданно начинают появляться деликатные пузырьки, кожица — словно у персика — слегка полопается, а нос вдохнет ароматы дрожжей и молока. В знак почтения мы отставляем миску, лучше всего на подоконник, и лелеем надежду.

Теперь займемся начинкой. У нас появляется пауза, добрая четверть часа, но не для отдыха. Необходимо завершить блюда, которым милостиво позволено присоединиться к Его Величеству. Они буквально перегоняют друг друга, стремясь к чести быть съеденными вместе с ним. Три соуса: красный, белый и желтовато-коричневатый, фигурирующие под различными наименованиями, но имеющие практически идентичный вкус, готовы смочить Его Величество. К ним присоединятся кусочки хорошо сваренного или жаренного, как у нас в обычае, мяса. Один из соусов наверняка выиграет, и Пан Кнедлик уже радуется встрече с ним. Это очень добродушный и деликатный Господин.

Подобно церковному потиру, все еще под тряпочкой в миске на окне, теперь он готов принять порезанную булочку.

Он отдыхал, набухал, рос, и вот теперь — полностью сформированный — вскальзывает в плодовые воды. А выйдя из нее, с полной силой склоняет шею перед режущей струной, поскольку крайне плохо сносит разрезание ножом. Зато поддается нитке или, как раз, струне, которая сотворена не только для арфы. Это наша лира, и на ней даже можно чего-то бзынькать. Кнедликовая лира, инструмент насыщения.

Неделя тащилась словно застывший мед. Все события подчинялись здешней драматургии. Кто-то чего-то подрезал, отсекал (kleštil), значит будет из него Клештил. Кто-то все время куда-то был должен (musel), значит, будет он Мусил. Кто-то куда-то уехал, но вернулся, не познав успеха — из него будет Навратил. Кто-то кого-то донимал и удручал (krušil), вот он станет Крушей. А с помощью чиновника загса из Саксонии, не отличающего "к" от "г", из него может получиться даже Груша.

Подобного рода "драматизм" — это банальная скука. А скука заставляет сатану работать. Потому-то все мы и делаемся черти что. И необходимо привыкнуть к толкучке случайностей в этой драматургии. Это, прежде чем оценишь ее как жизнь, дорогой мой чехоразведчик. Как жизнь в игровом кубике. Без фарса маленьких человечков. А если и комедия, то комедия дель арте, только без публики, потому что мы все в ней играем.