Чехия. Инструкция по эксплуатации

В мире, который вновь уже мечтал о массовой правде, единственной и победной, он видел различные правды и "банальную жизнь" (так называлась одна из повестей Чапека). Соединение, благодаря специфичности. Быть может, в этом ему помогал здешний регион, и уж наверняка формировала семья. Матушка — особа несколько истеричная, зато поддерживающая амбиции и талант сына, одновременно уничтожающая его будущие связи с женщинами. Забывающая и про его брата и сестру — Йозефа и Елену — детей не менее талантливых. Отец, популярный и уважаемый деревенский врач, женился на романтической провинциальной девице. Уже вскоре после свадьбы он большим трудом сносил судьбу, которую сам же себе и уготовил. Карел мать понимал, отца любил и восхищался им, так что стал посредником между ними. Ибо из этих двоих каждый жил со своей собственной правдой. В школе он был отличником, но в жизни "вечно вторым". Членом знаменитого литературного дуэта братьев Чапеков — с братом Йозефом. Поначалу он нуждался в опоре, а Йозеф был не только старшим, но и более стойким. Еще он был художником и рассказчиком с лирическим голосом. Йозеф придумывал темы, которым Карел придавал форму и скелет из мыслей, поскольку вот он был философом и гением языка. Это он очистил чешский язык от патриотических украшательств и как бы при случае создал новую поэтическую дикцию, когда под конец Первой войны перевел французов-авангардистов. Его канон остается обязательным, собственно говоря, и до настоящего дня, и при всем этом он совершенно не желал быть лириком. Лирическое "я" отвращало его как нечто излишне эгоцентрическое. Его привлекал релятивизм, а вовсе не экзальтация. Не презирал он и абсолют, только ему казалось, что описать его никак не удастся.

В качестве эксцентричной и провоцирующей пары Чапеки много ездили по старой Европе: Берлин, Париж и т. д. Потом Прага. На Перштыне, в "Cafe Union" они спорили относительно Бога и мира. Да, да, в той самой "Унионке", в которой Гашек когда-то помиловал Медека. Между "Унионкой" и "немецким "Кафе Арко" располагались Пржикопы[76], но пока что никаких окопов там не было. Пока что Хейдлар или Хыдла похрапывал себе в Вене у пани Закрейсовой. Ведь была и другая Австрия: Австрия Гуссерля, Маха, Хайека[77]. Карел — как ужасно непрактичный человек — пишет книгу на тему практики. Вечно не могущий принять решение, он пишет о воле действия. Надрессированный дома в любви на расстоянии — издает что-то там о близости. Иногда он теряет сознание от слабости, но когда приходит в себя, из-под его пера выходят тексты, в которых фантазия соединяется с философией в одном благородном потоке. На фронт ему идти не нужно — он untauglich (непригодный), точно так же, как и другой пражанин, Франц Кафка.

А потом, когда уже воцарился мир, и когда появилась новая страна с названием Чехословакия, он представляет свою драму R.U.R. — Rossum's Universal Robots. В ней он изобрел трудящихся монстров… в той эпохе, которая прославляет рабочий народ и обещает им рай на расстоянии вытянутой руки. Он дает этим чудищам название, которое входит во все языки. В его произведении работа никак не "мать прогресса", ни нечто святое — всего лишь чудовищная, механическая деятельность. Эта работа только для роботов!

Так что же: работа это творение интеллекта? Результат деятельности Разума, как утверждает мистер Россум, творец этих механических чудищ? Или, еще сильнее — неужто наше человечество, наше humanum — это, собственно говоря, нечто животное? И эта машина должна нас от нее освободить? Ведь в текстах Чапека кризисы взрываются всегда тогда, когда в игру вступают инстинкты, природа и — наши эмоции! Ненависть и любовь, борьба и соперничество. Роботов жалеет сентиментальная дама Элис Глори и программирует им… чувства. И на тебе, эти до сих пор бесстрастные механизмы начинают себя фанатично, словно люди, убивать!

Чапек выставляет на рассмотрение и проблему сути божественности. В "Фабрике Абсолюта" — его philosophy fiction приблизительно того же периода, что и R.U.R. — некто конструирует карбюратор, производящий истину, которую можно вдыхать — в качестве побочного продукта дешевой энергии. И потом истиной владеет уже каждый — вот только кто имеет на это право? Божественность здесь настолько дешева, что провоцирует на войну, и мир превращается в кровавый хаос. Таким вот образом, а не является ли этот Абсолют… случаем, слишком уж хаотичным? Или же порядок и стабилизация — это всего лишь случайность?

Или "Кракатит" — повесть-утопия о взрывчатом материале, более мощном, чем вулкан Кракатау, который когда-то опустошил Суматру и окружающий ее океан. До сих пор это был пример наиболее страшного известного взрыва на земле. Выходит, утопия… но как топос (здесь: общее место). Чапек написал эту книгу за двадцать три года до Хиросимы.