Чехия. Инструкция по эксплуатации

Яначек протестует — резко, в письменном виде, но напрасно. Вскоре после того он поэтому возвращается в Брно, в депрессии и без мотивации к последующей деятельности… В течение последующих пяти лет он не в состоянии написать ни единой ноты. Яначек преподает, дирижирует и изучает не музыкальные предметы. Он ссорится со Зденой и тут же с ней мирится. С ее отцом он не обменивается ни словом. Несмотря на общее состояние охватившей их духоты, Здена дарит ему двух детей: Ольгу и Владимира, у обоих русские имена.

Яначек тем временем творил seine slawische Marotte. Свою славянскую причуду, как шепчутся в его немецком окружении. Он ищет славянское величие. А оно, по его мнению, без России не существует. Композитор верит, что победит местечковость Вены и не только в обширных российских далях. За Брест-Литовским, за пределами границ двойной монархии, он учит русский язык. В панславянизме он не видит никаких аналогий с пангерманизмом, но думает о лучшем будущем чехов, наконец-то, в более дружественном контексте.

Здесь он переживает весьма похожие дилеммы того времени. В Вене чехи не нашли союзников. Тамошние либералы пользуются националистическим языком, консерваторы — клерикальным, а социал-демократы — один раз таким, другой раз — другим. Любящему свободу чеху нелегко. Когда он желал избавиться от провинциализма, то думал либо о Франции, либо про англосаксов. Но с той стороны не хватало эмоций, а в особенности — взаимности. Потому Яначек прощал русским экстравагантность, которая у других его столь провоцировала. В Россию он мог вчувствоваться, не платя за входной билет. Пока что.

Тем не менее, Яначек не был шовинистом. Ему лишь не хотелось, чтобы и его австро-венгерским детям пришлось сражаться за собственный статус. Статус — это условие на заключение договоренности, но не наоборот. Возможно, именно для этого он начал работать над "Полной наукой о гармонии". При этом он имел в виду не одно только музыкальное понятие. Вот только жизнь, которая Яначека ожидает, далека от идиллии. Сын Владимир умирает от скарлатины, сам же Леош погружается в пучины печали и горести. Его новая попытка отыскать равновесие называется "Амарус". Это кантата на основе стихотворения Ярослава Врхлицкого, в котором монах, носящий данное имя, преодолевает подобного рода тягости таким образом, что перестает бояться за свою жизнь.

Для самого Яначека типичным останется то, что он не станет искать виновных там, где в игру вступает судьба. И что даже в судьбе, в роке он будет видеть шанс на эмоциональное соглашение. Он закончивший школу Шульца с высоким уровнем чешского языка, вынес из этих лекций не только хорошие оценки, но и "мотивы" для новых историй. Он уже не желает традиционных буколик, Heimatkust (местного, регионального искусства) или обманчивых идиллий, композитор выбирает произведения, которые потрясают реальностью.

И тут он открывает писательницу, у которой подобный подход. В ее драме из среды моравской деревни имеется любовь и коварство, гордыня и подчинение, но и спокойствие как духовная черта. "Její pastorkyňa" (Ее падчерица) стало вдохновением либретто оперы. Красавица Енуфа (Геновефа), сирота, которую воспитала набожная Костелничка, любовью сражается с конформизмом своей воспитательницы и дорого платит за это.

В этой опере не восхваляют хитроумную ложь, как в "Проданной невесте", уже тогда являющейся синонимом чешской музыки. Здесь мы имеем дело с болью правды. Жених не выкладывает дукаты за свою любимую, он не продавец, не купец; здесь любят, поют, танцуют, вонзают нож и отпускают грехи. Костеличка становится убийцей, отвергнутый любовник — супругом. За личные ошибки здесь платят личные наказания, над достоинствами никто не смеется. Люди здесь культивируют откровенность, и у них нет привычки ее подавлять. Мир "наверху" не принадлежит исключительно властям, это практическая часть страны духа. Клевета здесь наказуема, доносов никто не оправдывает.

Сам Яначек называет это реализмом, но, возможно, "веризм" был бы лучшим термином.

"Я бы опирался на правду, — напишет он позднее, — вплоть до сурового языка стихий… На этом пути не задерживаются ни при Бетховене, ни при Дебюсси, даже не при Антонине Дворжаке или Бердржихе Сметане, поскольку там я их не встречаю. Я ничего не заимствую у них, потому что им уже нельзя платить".

Веризм жизни относится и к Яначеку. Ольга, умная, с артистическими способностями дочка, влюбляется таким же сумасшедшим образом, как и ее мать. Имеются здесь связи и с миром фортепиано. Только Яначек ведь не герр Шульц, но герой из племени ляхов. Он заставляет дочку, чтобы та в письменном виде отказалась от молодого человека. Но тот ведет себя словно Лаца из оперы Яначека.