Чехия. Инструкция по эксплуатации

Все мы как раз подпитывались гордостью от этих территорий. Чехи нового времени, которых мы благодарим за ровную спину, родились, в основном, здесь. Например, такой вот Ян Амос Коменский — Comenius — учитель народа, который в ходе безумствующей тридцатилетней войны давал Европе домашние задания в форме мира, утверждая, что та достигнет его, когда станет образованной. Или же Франтишек Палацкий, историк и творец нашей национальной истории. Он, в свою очередь мечтал о федеративном государстве центра Европы, благодаря чему здешним соперникам сохранил бы множество крови. Ну и, конечно же, Томаш Г. Масарик, австрийский профессор, который, разочаровавшись в тупой гордыне Австро-Венгрии, окончательно решил создать Чехословакию.

В том числе и Лео Еуген — как записано в свидетельстве о рождении Яначека — прославит этот регион. Хотя начинал он как бедный паренек, как и многие из тех, фамилии которых заканчивались на — ек, вскоре он добыл себе титул князя музыки. Заслужил он его своим талантом. У него был музыкальный слух, и вообще он был музыкальным, как большинство здешних людей. Возможно, они и не умеют смеяться, но петь могут. У них даже язык певучий. Это их песни, в чем-то минорные и пентатонические, этот язык и создают. Чешский язык этого региона сокращает даже самые длинные гласные и ставит ударение на предпоследнем слоге[95], словно бы пользующийся этим языком носит с собой музыкальный треугольник. Как и все мораване, здешние ляхи тоже имеют музыкальную культуру, которая своими корнями уходит до самой Византии, потому что славянское христианство именно здесь и начиналось, так что хорист Лео пел в таком стиле ухе в ходе торжественного празднования тысячелетия миссии Кирилла и Мефодия.

Хор в Гуквальди (как и вообще хоры наших местечек — см. главу о Мартину) был для него первым шагом в карьере. Будучи ребенком из многодетной семьи (он был восьмым из одиннадцати) учителя и органиста, Леош учился здесь глядеть на мир более возвышенно. Это, конечно же, не означало, будто бы он терял почву под ногами. Паренек знал, что должность его папочки дает какие-то жизненные гарантии, потому записался в учительскую семинарию. Сам отец был родом из Пржибора (как и его ровесник, Зигмунд Фрейд). В Гуквальди он переехал, когда вместе с восьмым потомком ему понадобилось дополнительное занятие, а кроме того, здесь он мог разводить пчел и коз.

Но он не пошел только лишь "на лучшее место" — auf lepschi, как говорят венцы, имея в виду жизненные наслаждения — лучшего места он искал и для парня, который был музыкантом милостью Божьей. Неподалеку оттуда располагался Кромержиж, где монастырь августианцев имел долгую музыкальную традицию. Здесь играли самых разных композиторов: от Моцарта до Гайдна и от Керубини до Россини. И этот импульс Лео очень даже пригодился — именно здесь маленький хорист решил стать великим композитором.

Но именно здесь начались и его жизненные потрясения. Потому что, только лишь он начал, желая музыки без атрибутов, пришло сообщение о смерти отца. Пришлось пойти по его следам раньше, чем планировал — то есть в Брно, в Славянскую Школу. В тот самый город Б., где как раз вспыхнул конфликт, описанный Робертом Музилем в "Человеке без свойств". Пруссак Бисмарк стал канцлером немцев из Рейха, и это очень понравилось немцам, проживающим в Брно, которые до сих пор считали себя австрийцами. Они придерживались Берлина, а после падения Парижа каждый из них чувствовал себя маршалом.

Теперь человеку следовало выбирать: язык, народный костюм или мундир, равно как и спортивную команду, выступающую в международных соревнованиях. Для чешских игроков тут был дополнительный крючок: город Б. в чешской лиге был в "категории В", за Прагой. Лео превратился в Леоша, но не в пражанина. Несмотря ни на что, чувствовал он себя хорошо. Худой парнишка вскоре превратился в худощавого юношу, который на двух языках флиртовал и с немками, и с чешками. Замечательная фигура, черные волосы, резонирующий, даже в молчании, голос. А вдобавок виртуозность: скрипка, фортепиано, орган. В Славянской Школе был директор-немец по фамилии Шульц, который по-чешски говорил только из необходимости. Но он вовсе не был националистом, но образованным патрицием, чувствующим пропорции. К тому же сердце его принадлежало искусству.

Его жена-австрийка по-чешски говорила на ломаном языке, зато редко. Единственная и обожествляемая дочка Шульцев предпочитает, чтобы ее называли Сиди, а не Зденой. Это была красивая и талантливая девушка из хорошего семейства. Ей необходимо было освоить наиболее важные женские умения того времени: фортепиано и светскую беседу. Освоению беседы ей помогал актерский талант, а вот фортепиано никак не давалось.