Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы

— Или уже пора в далеко воротиться? Уйти в далеко может ведь означать и в далеко воротиться, и, если от тебя кто-то уходит, не говори, что он идет прочь, кто знает, возможно, он уже стал возвращаться, ибо у каждого, как известно, есть где-то родина. Не ведая о том, ты идешь одной-единственной дорогой к единой цели: это твоя дорога и твоя цель, и то, что суждено тебе изведать, взыскало лишь тебя, ведь ты есть ты, и ты переживешь все так, как только ты, такой, как ты, мог пережить; но то, что пережил ты и переживешь, творит тебя таким, какой ты есть и каким будешь, а посему доверься и случайности. Сильное преобразует слабое. Закономерность в тебе самом. Что угодно и кто угодно может стать твоей судьбой, если ты сам готов стать кем угодно, ибо готов стать самим собой…

Улыбка на директорском лице становится все более растерянной. Рене с чувством некоторой неловкости ждет не дождется, когда-то вступление кончится и Ван Стипхоут прочтет что-нибудь о телевизорах — ведь директору только это и надо, он и принял-то составителя хроники на место заводского психолога только ради того, чтобы кто-то увековечил, как под его, директора, руководством льнозавод в рекордные сроки был превращен в «Теслу Орава». И материалом такого рода Рене снабдил Ван Стипхоута с избытком.

Однако Ван Стипхоут читает уже третью страницу, а о телевизорах пока ни единого слова.

— И горы вокруг улыбаются расщелинами. Ничто не исчезает. Все здесь навечно. То, что убавишь в одном месте, в другом — добавишь, и если правая рука отдает — левая полнится тою же мерой. Все есть форма всего, Крыло птицы есть форма воздуха, воздух — форма крыла. И как Чехословакия играет огромную роль в деле развития африканских стран, так и африканские страны воздействуют на Чехословакию. (Все-таки одну фразу он позаимствовал, отмечает Рене.) Каждый избавляется от одиночества в той же степени, в какой избавляет других от одиночества, а то, что шумит посреди твоей комнаты, не что иное, как дерево за окном…

Ван Стипхоут приступает к пятой странице, а директор — Рене глаз не сводит с него — между тем открывает ящик стола, достает какие-то планы и кладет их перед собой: это сигнал срочной работы. Улыбку на его лице разглядеть еще можно, но она уже едва теплится, ее бы и вовсе не было, не прояви воспитанный директор такого старания, чтобы еще минуту-другую удержать эту ускользающую улыбку.

— И увидишь тогда из окна, как над заводом, над его залом типа Zeiss-dividag, восходит солнце, как обещание приятной беседы…

Наконец-то Ван Стипхоут и до завода добрался! Но у Рене — экая обида для прозаика! — именно тогда и срывается:

— Может, хватит?

— И я того же мнения, — говорит директор и встает. И Рене встает. И Ван Стипхоут тоже, хотя и неохотно.

Ван Стипхоут: — Так хорошо-о-о? В таком ду-у-хе можно продолжать, товарищ директор?

Директор: — Что ж, думаю, да. Если вы чуть спуститесь на землю и о заводе будет побольше…

Ван Стипхоут: — Я не сме-е-ею вас задерживать, ра-зуме-е-ется, необходимо совещаться, вникать, но что ка-са-а-ается данной темы, товарищ директор, то как раз сейча-а-ас следует пасса-а-аж…

Директор: — Нет, пожалуй, в другой раз.

И Рене почти одновременно с директором: — Пожалуй, в другой раз.

И вот уже Рене и Ван Стипхоут с достоинством проходят секретариат, у них вид людей, обсудивших важное дело и сверх того еще обремененных важным поручением, они охотно бы задержались, рассказали об этом важном поручении, хотя бы о той его части, что не столь секретна, но они не могут, они бегут, едва успевая кивнуть доктору Сикоре и товарищу Пухлой:

— Мерси за кофе.

И вот они у завхоза — ну как, братец, съел?

Рене: — Товарищ директор нам только что сказал, что он обо всем с вами договорился.

Жуффа: — Так точно, все в порядке. Можете поселяться вместе, только сперва уговорите Годковицкого перейти к Тршиске или Тршиску к Годковицкому — иной возможности пока не вижу…

[17] РЕШЕНИЕ СТОИМОСТЬЮ В 79,75 ЧЕХОСЛОВАЦКОЙ КРОНЫ

После ухода Рене и Ван Стипхоута директор задумывается.

А может, и хорошо, размышляет он, что редактор пишет о театре, а составитель хроники — о солнце, похожем на обещание. Обстановка на заводе хоть и любопытна, но довольно неясна. Она может измениться в лучшую сторону, но может и в худшую — и что тогда?

До сей поры все шло как по маслу, но не привело ли это их к некоторой беспечности? Не потеряли ли бдительность те, которыми он, директор, руководит, да и те, что руководят им, директором? Не стал ли беспечным и он сам?

Шутка ли, сколько проблем навалилось сразу!