Чехов без глянца

Из газет Чехов мог тогда принимать в расчет толь­ко «Русские ведомости», в которых работали глав­ным образом московские профессорские круги, собственно же литераторы, статьи которых от времени до времени гам появлялись, были петер­буржцы. Беллетристика же как в «Русской мысли», 351

так и в «Русских ведомостях» принадлежала почти вся сплошь петербургским литераторам. Постоян­но живущих в Москве беллетристов почти не было.

Что же касается мелкой прессы и разных юморис­тических еженедельников, то это был тот мир, в котором А. П. невольно вращался в самом начале своей литературной деятельности, — мир, не оста­вивший в нем приятных воспоминаний, и там ему теперь, конечно, нечего было делать. Знакомства в Москве у него были обширные, но в огромном большинстве обывательские. Мне сей­час даже трудно вспомнить, кто жил тогда в Москве из заправских литераторов: кроме Вл. И. Немирови­ча-Данченко и князя А. И. Сумбатова, которые оба больше клонились к театру, и тех, кого я уже упомя­нул, а также журналистов, работавших в «Русских ве­домостях», я никого не припоминаю. I I. Д. Боборы- кин проживал по нескольку месяцев в Москве, одно время жил Г. А. Мачтет.

Татьяна Львовна Щепкина-Куперник:

Когда он наезжал в Москву, он останавливался все­гда в «Большой Московской» гостинице, напротив Иверской, где у него был свой излюбленный номер. С быстротой беспроволочного телеграфа по Моск­ве распространялась весть: «А. П. приехал!», и доро­гого гостя начинали чествовать. Чествовали его так усиленно, что он сам себя прозвал «Авеланом», — это был морской министр, которого ввиду франко русских симпатий беспрерывно чествовали то в Рос­сии, то во Франции. И вот, когда приезжал «Авелан», начинались так называемые «общие плавания», как он прозвал наши встречи: он вообще был неисто щим на шутливые прозвища и названия. Передо мной — голубая записочка, написанная его тонким, 352 насмешливым почерком:

«...Наконец волны выбросили безумца на берег»... (несколько строк многоточия) «...И простирал ру­ки к двум белым чайкам...»

Это не отрывок из таинственного романа: это — просто записка, означавшая, что приехал А. II. и хочет видеть нас — мою приятельницу молодую ар­тистку Л. Б. Яворскую и меня. Следовали завтраки в редакции «Артиста» у Куманина, чаи в редакции «Русских ведомостей» у общего друга «дедушки- Саблина», съемки у Трунова... К этому периоду от­носится фотография, на которой мы сняты втро­ем: Яворская, Чехов и я. К Трунову повез нас Кума- нин, снимавший нас для «Артиста». Снимались мы все вместе и порознь, наконец решено было на па­мять сняться втроем. Мы долго усаживались, хохо­тали, и когда фотограф сказал «смотрите в аппа­рат», — А. П. отвернулся и сделал каменное лицо, а мы все не могли успокоиться, смеясь, пристава­ли к нему с чем-то — и в результате получилась та­кая карточка, что Чехов ее окрестил «Искушение св. Антония».

Игнатий Николаевич Потапенко:

Признаюсь, всякий его приезд был для меня пра­здником, да и не для меня только, а и для всех чле­нов небольшого кружка.

Сейчас же об этом посылались известия в «Рус­ские ведомости» Михаилу Алексеевичу Саблину, который почел бы за обиду, если бы узнал об этом не первый. Соиздатель «Русских ведомостей», по­чтенного возраста человек, лет на двадцать стар­ше каждого из нас, он питал трогательную неж­ность к Антону Павловичу. Всегда занятый по газе­те (он заведовал хозяйственной частью), с виду суровый и благодаря своей комплекции несколько тяжеловесный на подъем, он оживлялся и обра­щался в юношу, когда приезжал Чехов, и уж тут 353

12 № 1950

дни и вечера, сколько бы их ни было, превраща­лись в праздники.

Нам и без того приходилось завтракать и обедать в трактирах. Но это делалось как нечто неизбеж­ное, а гут все это приобретало своего рода торже­ственность.

Москвич и знаток Москвы, М. А. Саблин знал, где что нужно есть и пить. Завтракать, например, было необходимо у Тестова, и притом в виде закуски есть не иначе как грудинку, вынутую из щей. Другой великий знаток этого дела. Вукол Михайло­вич Лавров, знал потаенные утолки, где можно было получить какую-то необыкновенную ветчину и изу­мительную белорыбицу, которая таяла во руту, как масло. С этой целью ездили куда-то далеко, на неве­домый мне край Москвы, в места, куда я без посто­ронней помощи ни за что не попал бы. В дальнейший репертуар входили «Большой Мос­ковский», «Эрмитаж», а иногда и путешествие за город на тройке.

Любил отдыхать с нами В. А. Гольцев. Попивая крас­ное вино, которое было вредно для его сердца, он держал остроумные, подчас едкие речи и поддержи­вал дружески-высокий тон.

После спектакля иногда урывал час-другой и при­езжал А. И. Южин, вместе с ним выступали на оче­редь театральные темы, а красное вино заменя­лось шипучим.

Антон 11авлович иногда ворчат и слегка упирал­ся, но его легко было уговорить. Не мог же он не принимать в расчет, что все это — по случаю его приезда, и не решился бы нанести кровную обиду М. А. Саблину, который в его обществе молодел на двадцать лет.