Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Жид, Жидовин (польск. żyd, żydowin; чешск. žid; словенск. źid и т. д.) — славянская форма лат. judaeus и древнее русское народное название еврея, удержавшееся в русском законодательстве до конца 18 в.; название «жидовин» употребляется также в официальных документах 17 века. ‹…› Ж. как презрительное название — более позднего происхождения; оно возникло, когда вместе со средневековой религиозной письменностью в Московскую и Южную Русь проникло представление о еврее как о коварном, низком существе, что и отразилось в ряде пословиц и поговорок. В русской прогрессивной печати название Ж. исчезает начиная с воцарения Александра II, и когда в 1861 г. малороссийский журнал «Основа» стал употреблять название Ж., это вызвало в печати и обществе глубокое негодование; по этому поводу редакция выступила с ответом, объяснив, что Ж. в народном украинском представлении не имеет общего с бранным термином Ж. — Ныне употребление Ж. в украинской и русинской печати сделалось обычным. У других славянских народов Ж. до сих пор сохранился как народное название, хотя имеется и другой термин: евреин у болгар, starozakonny у поляков и т. д. — Ср.: Систематический указатель; Даль, Словарь русск. Языка.

По данным Национального корпуса русского языка — см. URL:.ru/new/ — слова «жид» и «еврей», а также производные от них, сосуществовали в литературном и официально-бюрократическом языке в течение XVIII–XIX вв. В 1787 г. Екатерина II, милостиво снизойдя к просьбе евреев (sic!)[116], предписала использовать в официальных бумагах Российской империи только слово «евреи». В течение XIX в. слово «жид» и другие производные от него выражения, были, за исключением нескольких устоявшихся идиом, например «Вечный жид», постепенно изъяты из официального словопользования. При этом эти выражения оставались в бытовой лексике, в том числе и среди высших классов, где использовались в прямом этническом смысле, а также в значение «скряга», неся, как правило, высокомерно-пренебрежительный оттенок по отношению к еврею. Словоупотребление «еврей» — «жид» окончательно разграничилось к последней четверти XIX в. В общественно-политической публицистике левые — народники, социалисты, либералы и иже с ними, пользовались только «официальным», нейтральным (и с некоторым оттенком уважительности) термином «еврей», а правые — православные клерикалы, националисты, консерваторы-охранители и др., «общенародным» и всегда в их устах неприязненным «жид». К началу ХХ в. слово «жид» однозначно стало считаться грубо-оскорбительным и совершенно недопустимым в культурном обществе. В СССР слово «жид» было полностью изъято из официального обращения (газеты, собрания, учебные заведения и т. п.), и на бытовом уровне повсеместно приравнивалось к ругательствам. В польском, чешском, латышском, литовском, сербохорватском, румынском, венгерском и некоторых других языках сохранилось значение слова «жид» как нейтрального в целом этнонима [СЛОВАРЬ ДАЛЯ. Т. I: 101], [ТОРПУСМАН], [РЕБЕЛЬ].

Итак, на основании вышеприведенных сведений «смягчающе-оправдательные» утверждения, типа того, что, мол-де у Лескова, а также Чехова:

Слово «жид» стало частью их родной речи, и отвыкнуть им от него было очень трудно, да и не очень хотелось [ЯКОВЛЕВ Л. Гл. 1. С. 8],

— представляются своего рода «лакировкой действительности». На самом же деле постоянное, даже навязчивое использование слова «жид» и производных от него определений в произведениях Лескова отнюдь не носит характер «устойчивой привычки». Напротив, оно делается писателем намеренно и является своего рода знаком, указующим читателю, какую позицию по отношению к евреям занимает сам автор. В отличие от Лескова в прозе Чехова слово «жид» встречается довольно редко, и хотя тоже является ксенонимом, как, например, в пьесе

«Иванов»:. Сарра, замолчи, уйди, а то у меня с языка сорвется слово!.. Меня так и подмывает сказать тебе что-нибудь ужасное, оскорбительное (Кричит) Замолчи, жидовка!..

— не носит выраженного знакового характера. Ксеноним «жид» с навязчивой частотой употребляется Чеховым в сугубо личной переписке, которая в целом изобилует эмоциональными всплесками, сарказмом, ерничеством, использованием обсценной лексики и т. п. — см. об этом [РЕЙФ], [ЧУД]. При этом отмечается, что осмотрительный Чехов всегда учитывал «ориентацию» своего адресата:

Слово «жид» употреблял Антон Павлович в зависимости от умонастроений адресата.

Одно дело — антисемит Билибин[117], другое, например, Максим Горький. В этой осторожности Чехова есть и некая двойственность, когда слово «жид» пишется рядом с упреком в излишней юдофобии[118] [КРАСИЛЬЩИКОВ].

Кстати и любимая женщина Чехова, Ольга Леонардовна Книппер — дама интеллигентная во всех отношениях, не брезгует этим «знаковым», в ее среде категорически неприемлемым словом, см. например письмо О. Л. Книппер — А. П. Чехову от 25 августа 1901 г. (Москва):

Экзаменовалось человек 16. Скажи Маше, что Янькову не приняли. Экзаменовался один г-н Искра — провинциальный фат из жидов — представляешь?