Чехов. Книга 10. Грехи отцов

— Даже если Свиридова отзовет свою характеристику, дело, скорее всего, закончится в твою пользу, — заметил он. — Васильев на твоей стороне, Суворов наверняка тоже. Думаю, Морозов также составил о тебе приличный отзыв и передал через нужных людей. Вряд ли Министерство станет ссориться с кустодиями. Я понимаю, что ты не хотел прибегать к посторонней помощи, но так работают социальные связи.

Я промолчал. Возразить было нечем.

— Ты молодец, — внезапно произнёс Филипп Петрович. — Сумел стать тем, о ком говорят с уважением. Это дорого стоит. У меня бы так не получилось.

— Да я особо не старался, — признался я.

— Знаю, — после недолгой паузы ответил Филипп. — И я в твоем возрасте так не умел. Характер сложный. Только спустя годы начинаешь понимать многие вещи, которые помогли бы сделать жизнь проще. И передаешь мудрость детям.

— Но они не хотят тебя слушать потому, что не понимают, — продолжил я за отца.

— А потом сами идут тропой своих отцов, — закончил старший Чехов. — Такой вот парадокс… Кровь не водица. В молодости она слишком горяча и играет большую роль, чем разум. Но я очень рад, что характером ты пошел в мать. Или, быть может, все дело в твоем даре, который сделал тебя спокойнее, нежели я был в твои годы.

Я усмехнулся, но не ответил. Машина катилась по улицам, залитым солнцем. Дорога была почти пустой — видимо, в центр все так же не пускали поток транспорта. Наш автомобиль свернул к высокому зданию палаты, где еще недавно я получал удостоверение. Фома остановился на парковке, повернулся ко мне и пробасил:

— Прибыли, господа!

— Спасибо, — ответил я. — Можешь пойти пообедать, если желаешь. Думаю, успеешь.

Фома пожал плечами, явно несогласный с тем, что стоит набивать живот в городе.

— Ты в порядке? — тихо уточнил я.

— Не извольте беспокоиться, — ответил парень с легкой улыбкой. — Буду вас ждать, вашество.

Я открыл дверь и вышел из авто. Филипп Петрович последовал за мной, и мы вместе направились к крыльцу.

— Знаешь, мне стоило бы проверить и твоего помощника. Но я даже не мог себе представить, насколько он у тебя необычный!

— И такое бывает, — коротко ответил я.

— И мне кажется, что Софья Яковлевна не особенно удивилась, когда этот Питерский обернулся тем зверем. Она знала о его природе?

— Да.

— То есть… все, кроме меня, знали, что в семье завелся кот?

— Все сложно… — я пожал плечами. — Но могу тебя уверить, что клятву семье Фома принес, как и полагается. И его скрытая сторона не мешает ему быть хорошим человеком.

— Ну, раз даже княгиня не возражает против такого, то и я приму как данность, что в твоем доме не будет мышей.

— Не смешно, — фыркнул я.

— Так я и не смеюсь, — ответил отец. И серьезно уточнил: — Выходит, что он шаман? Самый настоящий?

— Можно и так считать…

— Я читал о них сводки, но полагал, что все это сказки… — Филипп Петрович оглянулся, убеждаясь, что нас точно никто не слышит. — Никогда бы не поверил, если бы сам не увидел… Кот! И он мурчал потом, когда Людмила Федоровна очнулась.

— Они с ней близки.

— Это как? — осторожно уточнил мужчина.

— Она считает его членом семьи. И относится как к ребенку, которого у нее никогда не было… К тому же она всегда умилялась факту, что он не совсем человек. Он, правда, никогда не обращался при ней, и не мурчал, но госпожа Яблокова всегда хотела узнать, есть ли у него такая функция.

— Женщины! — вздохнул князь. — Невозможные создания. Тяжело с ними, но и без них никак…

***

Несмотря на то, что мы приехали за приличное время до начала заседания, комиссия уже собралась. У дверей кабинета дежурил секретарь — невысокий худосочный мальчишка в сером костюме. И едва мы подошли к кабинету, он тут же исчез за дверью. Но вернулся он через несколько мгновений и сообщил:

— Вас ждут, Павел Филиппович. Прошу, проходите…

Парень услужливо распахнул передо мной дверь. Отец хлопнул меня по плечу и негромко бросил:

— Все будет хорошо…

И я вдруг понял, что он переживает. Это открытие настолько меня удивило, что я даже не успел подумать — хорошо это или плохо.

— Спасибо, — ответил я и вошел в помещение.

Кабинет был небольшим. В центре стоял длинный стол, за которым уже собрались перечисленные в письме люди. И почти всех я знал, кроме одной женщины, сидящей во главе стола. И почему-то она мне не понравилась. Отец был прав — она казалась неприятной.

Отчего-то она напомнила мне ведьму, какими их рисуют в сказках. С глубоко посаженными глазами, узкими поджатыми губами и крючковатым носом — ее лицо производило отталкивающее впечатление. Волосы, в которых, несмотря на аккуратное окрашивание, виднелась седина, были убраны в небрежный узел на затылке. Не хватало только бородавки на кончике носа, чтобы облик обрёл сказочную правдоподобность. И мне показалось, что легким это слушание не будет.

— Добрый день, — поприветствовал я собравшихся за столом. — Павел Филиппович Чехов. Прибыл на разбирательство по поводу нарушение кодекса адвоката.

Женщина растянула в улыбке тонкие бескровные губы. Но ее выцветшие глаза при этом оставались колючими и холодными: