Чекистский невод

– Так стемнело уж, поди… А, вы в этом смысле…

Михаил поднялся на крыльцо, постучал, на всякий случай отошел за косяк. Послышался скрип ступеней, хозяин спускался.

– Павел Викторович! – крикнул майор. – Это Кольцов, открой! Обсудить надо кое-что!

– Да уж видел, как твои люди с забора прыгают… – У хозяина дома был усталый голос. – Ясен перец, что ты там обсуждать собрался… Что, догадался, Михаил Андреевич? Ну что ж, грамотно мыслишь, поздравляю, быть тебе генералом!

– Да опомнись, Павел Викторович! – натянуто засмеялся Кольцов. – Кто много думает, генералом не становится! Откроешь? Давай поговорим. Ты же не совсем безнадежен, майор! Помнишь, как в вертолете вместе падали? Значит, есть твердость духа. Открывай, во всем разберемся, обещаю!

– Ладно, уломал, умеешь ты, майор, убеждать, – проворчал Журавлев. – Минутку подождешь?

Снова заскрипела лестница, он поднимался на второй этаж. Через минуту из глубин дома прогремел выстрел. Дверь пришлось взламывать, несколько человек с пистолетами наперевес бросились на лестницу. Преступник не сопротивлялся. Он лежал на заправленной кровати, откинув руку. Табельный пистолет упал на покрывало. Павел Викторович выстрелил себе в рот, и на то, что получилось, лучше было не смотреть. Михаил чертыхнулся, вышел из спальни. Не ожидал он, честно говоря, такого вот конца…

Нину Георгиевну изолировали в ее собственном кабинете. Она все поняла, не пыталась выйти. Сидела, сжавшись в комок, на краю софы, по ее щекам текли слезы.

– Да полноте вам, Нина Георгиевна. Сидите тут, льете крокодиловы слезы. А ведь знаете не хуже меня, что ваш муж жив, хотя в данный момент, вероятно, находится в отключенном состоянии, накачанный препаратами. Или оплакиваете свою незавидную долю?

– Я этого не хотела, – прошептала женщина. – Видит бог, не хотела… Думала, что все закончилось и про меня забыли. Жила честно, занималась наукой, любила мужа… Вы не поверите, Михаил Андреевич, я его всегда любила и сейчас люблю…

– Охотно верю. Но это не помешало вам сделать то, что вы сделали. На чем вас подловили? Давайте уж, рассказывайте, все равно узнаем.

– Это было в Москве, после конференции, в которой принимали участие иностранцы… кажется, из Швейцарии и Нидерландов… Эта была продуктивная встреча, мы перенимали опыт, уверяю вас, это была чистая наука… Потом в ресторане отмечали… Один из голландцев, уже не помню, как его звали, волокся за мной по ночному парку, удивлялся, почему я не хочу ложиться с ним в койку… Мы спорили, он немного говорил по-русски, хватал меня за руки, уговаривал пойти с ним в гостиницу… Я вырывалась, оттолкнула его, он упал, разбил голову о бордюр и умер… Я испугалась, убежала. А кто бы не испугался? В милицию не пошла, хотя и собиралась, просто струсила… Потом ко мне пришли, дали прослушать аудиозапись. У этого голландца в сумке, оказывается, лежал магнитофон, включенный на запись, а за нами наблюдали… Был записан весь наш разговор, как я кричала, чтобы отстал, как толкнула его, а он хрипел… Понимаю, что не доказательство, но я так перепугалась… Я уже была замужем за Родионом – мы расписались буквально несколько дней назад, научная карьера успешно шла. Все это могло разрушиться в один момент…

– Можете не продолжать. Вы дали согласие работать на этих людей. Не сразу – через год, через два, десять, когда возникнет в вас необходимость. Произнесли условную фразу, которую вы запомнили. А не далее как позавчера к вам на огонек заглянул Павел Викторович Журавлев…

– Господи, откуда вы знаете? – Женское лицо превращалось в маску мумии.

– Павел Викторович во всем признался. Вы были в шоке, что этим посланником ада оказался именно он – тот самый, которого вы так недолюбливали. Он, кстати, тоже удивился, что его товарищем по несчастью оказались вы. Павел Викторович посвятил вас в план… Впрочем, детали опустим, все понятно.

– Он предложил два варианта, – Нина Георгиевна передернула плечами, – Родиона берут под стражу за то, чего он не совершал. Улики подтасованы очень качественно. Его посадят – и не исключено, что расстреляют. Второе: поспособствовать его переправке на Запад. Да, я больше его не увижу. Но буду знать, что Родион жив и с ним все хорошо. У него будут все условия для жизни и работы, уважение в демократическом обществе, и, как знать, может быть, однажды мы с ним воссоединимся. Я должна была всего лишь хорошо сыграть…

– Вы хорошо сыграли, Нина Георгиевна.

– Но в противном случае его бы расстреляли, разве нет?

– Не думаю, мы смогли бы доказать его невиновность. Но что сделано, то сделано. Вы знаете, как его будут вывозить из страны?

– Я понятия не имею, правда. Журавлев наотрез отказывался об этом говорить, спросите у него…

– Хорошо, мы спросим. Готовы совершить небольшое путешествие? Вам дадут десять минут, чтобы собраться, взять самое необходимое. В этот дом вы уже не вернетесь.

– Да, я понимаю… – Она подняла резко изменившееся лицо. – Скажите… что со мной будет?