Чекисты

Я вытащил из сумки бинокль и рассмотрел объект. Одет в украинскую белую вышиванку, широкие холщовые брюки, на ногах высокие резиновые сапоги. На голове соломенная шляпа. С усами и бородкой, он походил на знаменитого селекционера Мичурина, только помоложе. На лице безмятежность и радость. В руке – сачок для ловли бабочек. Энтомолог хренов, коленвалом ему по хребту!

Хижняк сошел с дороги и ступил на виляющую в смешанном сосново-березовом лесу тропинку. Оглядывался по сторонам, время от времени махая сачком. Ну что, сам он мне в руки идет.

Примерно прикинув траекторию движения фигуранта, я углубился в лес. Рванул сильно вперед. Вышел на тропинку и тоже максимально беззаботно отправился навстречу объекту.

Вскоре мы сошлись, как две кильки в Черном море.

– Наше вам почтение, – улыбаясь глупо во весь рот, раскланялся я.

За городом на Руси принято приветствовать незнакомых встречных людей.

Хижняк настороженно посмотрел на меня и что-то буркнул якобы приветственное.

– Хороший день для клева. Только вот припозднился, – пожаловался я, останавливаясь прямо перед Хижняком, но не так, чтобы бесцеремонно заслонить проход.

– Дождь будет, – буркнул Хижняк. Видно, что ему хотелось отделаться от нежданного назойливого собеседника, но правила вежливости требовали что-то сказать. – Много не наловите. Да вы даже и ведра не взяли.

– Зачем мне ведро? – пожал я плечами.

Огляделся – вокруг ни души. Шагнул навстречу. Бросил удочки. И врезал ему под дых.

«Моисей» крякнул и повалился на землю.

Я быстренько связал ему руки. Запихал кляп в рот. Потом, когда он слегка отдышался, вздернул его на ноги, ткнул револьвером в бок и сказал:

– Идем тихо. Не кричим и не мычим. Иначе стреляю. Доступно разъяснил?

Хижняк отчаянно закивал.

Я поднял удочки – не оставлять же. Поправил сумку на плече. Как всегда, рук не хватает.

Добрый разговор у нас состоялся в ближайшем овраге, поросшем соснами. Я повел его в привычном стиле, когда необходимо узнать много, а времени мало. Вдавил в его шею ствол нагана.

Хижняк оказался натурой чувствительной и тонкой. Не зря его к эфемерным бабочкам тянуло. Только он продышался после вынутого кляпа, как сразу истерика и мольба:

– Не убивайте! За что?! Я ничего не сделал! И денег нет!

– Я капитан Ремизов. Слыхал?

Хижняк побледнел еще больше. А потом вдруг расслабился и воодушевился:

– Но я же на вас работаю! Мы с Ефимом Давидовичем…

– Знаю, что вы с Грацем друзья-товарищи. Занят он. Так что говорить будем вдвоем. А для затравки скажи-ка, кто и как тебя внедрил во вредительскую организацию на «Дизеле»?

Ну а дальше разговор пошел в атмосфере полного взаимопонимания. Раскололся Хижняк моментом. Только тянул время нытьем и заверениями в верности, преданности и готовности на сотрудничество.

Потом он сидел в машине. Строчил чистосердечное признание о том, как и кто заставил его оговорить руководство завода «Пролетарский дизель». И как он сам стал жертвой нечистоплотных сотрудников областного УНКВД.

И что с ним дальше делать? Оставлять в поселке нельзя. Такая склизкая тварь – сейчас запуган, уверяет в преданности. Но как очухается, тут же побежит докладывать Грацу. Мол, защити, отец родной.

– Прими суровую картину мира, Дарий Данилович, – начал я увещевания. – Ты сейчас меж двух огней попал. Раздавят тебя, как гриб-поганку сапогом. Как только Грац узнает, что ты со мной якшался, он тебя просто застрелит, как лишнего свидетеля. И повесит еще один труп на мифических врагов народа – на кого захочет.

Хижняк судорожно вздохнул.

– Когда у вас новая встреча с Грацем? – спросил я.

– Завтра. Говорил, что еще бумаги на подпись привезет.

– Доносы, ты хотел сказать… Не надо вам встречаться. Я тебе новое жилье подыскал.

– Какое жилье?! – взвился Хижняк.

– Поживешь с моими друзьями в лесу, среди белочек и бабочек. Пока все не разрешится.

– Но нельзя же… Я не могу! В конце концов, я должен же…

– Тебе кто давал слово? Ты ведь мне тоже такой болтливый не нужен. Одна пуля…

Больше он не возражал.

Отвез я его в лесничество в полусотне километров от города. И оставил под опеку двоим агентам. Фадей характеризовал их как людей крепких и очень надежных, которые лягут костьми, но выполнят приказ.

А приказ был: хоть сдохните, но Хижняк сбежать не должен. Равно как и передать весточку.

Интересно, как этот приказ они будут выполнять? Скорее всего, свяжут Хижняка для надежности или кандалами к стене прикуют.

Но это уже их дела…

Глава 7

Гена Рожкин жил в двух комнатах в огромной коммуналке напротив собора Святой Анны. Работал врачом в областной психиатрической больнице. Служил одно время в ВЧК, смелым был, даже безоглядно отчаянным. Пророчили ему карьеру в нашей организации. Но он однажды заявил: «Лечить буду людей, а не калечить». И ушел доучиваться на медика. Для сына земского врача решение понятное.

Никто не знал о наших связях. Ни в каких оперативных документах он не проходил. Это был человек на крайний случай. Который сделает все, что я скажу. В котором я уверен. А он мне обязан жизнью и был из тех, кто долги не забывает.