Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей

Н. Бутенко фигурировал в приговоре как сотрудник, знавший об оперативных делах на 200 и более человек, но не проверявший наличие компрометирующих доказательств на людей, подлежавших аресту. Было понятно, что через него проходили фальсифицированные документы по делам: Бунда, «красных партизан», «сахарников» (репрессии работников сахарной промышленности), «молодой генерации» (комсомольские работники), «бессарабцев» (людей, перешедших на территорию СССР из Румынии)[1540] 0. В частности, были приведены примеры дел бывших красных партизан Д. Гнатюка, К. Чабана и других[1541]. Бьша установлена причастность Г. Данилейко «к массовым безосновательным арестам по оперативным листам, а также к избиениям, групповым допросам, другим незаконным методам следствия, что повлекло за собой смерть арестованного Павлюка, причины коей были Данилейко скрыты». Такая деятельность подтверждалась свидетелями. Суд определил, что незаконные методы следствия применял Пришивцын, а Майструк и Бутенко вместе с Кораблевым и Шириным делали отметки об аресте на оперативных листах[1542]. Очевидно, что трибунал указал главных виновников нарушений, которых приговорил к высшей мере наказания. В отношении остальных открытие уголовного дела и арест вовсе не означали, что последует такое же суровое наказание.

24 июня 1941 г. Военная коллегия Верховного суда СССР рассмотрела кассационную жалобу Кораблева и Запутряева, приговоренных к расстрелу военным трибуналом войск НКВД Киевского военного округа от 6 мая 1941 г., и заменила расстрел 10 годами заключения с лишением званий[1543]. 17 сентября 1941 г. старший следователь НКВД УССР М. Губенко рассмотрел дело Пришивцына, Ширина, Данилейко, Майструка, Бутенко. Он установил, что эти люди были вызваны в зал трибунала как свидетели. В деле «возникли» противоречия и недоказанные показания свидетелей. Так, на заседании трибунала П. Юрьев утверждал, что Пришивцын его вызвал на допрос и бил, а из документов, приобщенных к делу, следовало, что Пришивцын следствия по Юрьеву не вел, а «лишь заходил в кабинет следователя и беседовал с Юрьевым по вопросу, относящемуся к его обвинению». Сам А. Пришивцын, как и другие лица, причастные к расследованию дела Юрьева, утверждали, что не применяли к нему мер физического воздействия. По показаниям Пришивцына (с сентября месяца 1939 г. — начальник инкассации и перевозки ценностей Ворошиловградской конторы госбанка, уволен из органов НКВД)[1544], однажды в кабинете Ширина тот угощал Юрьева грушами; Юрьев в ответ сказал, что не будет упорствовать и даст собственноручные показания. После этого дело передали В. Майструку, который и оформил первый допрос. Это Юрьев подтвердил в судебном заседании. Следователь М. Губенко считал, что Пришивцын, будучи заместителем начальника Винницкого УНКВД, никого не избивал, массовых арестов не совершал, а занимался только окончанием уже заведенных следственных дел. Как исполнявший обязанности начальника 2-го (оперативного) отдела УНКВД Пришивцын действительно согласовал арест по 42 справкам на лиц, на которых имелись агентурные и следственные материалы. Но это нельзя было считать массовыми арестами, так как в Винницкой области насчитывалось 36 районов. К тому же окончательная санкция на арест была у начальника УНКВД и областного прокурора[1545].

Еще одного фигуранта дела — Н. Бутенко, к тому времени уволенного из органов НКВД в запас директора леспромхоза в Виннице, обвиняли в безосновательных арестах граждан по оперативным листам. Однако после решения трибунала об аресте он не допрашивался по существу предъявленных обвинений (допрашивался по делу Кораблева как свидетель). Следователь отметил, что Бутенко действительно проставлял в оперативных листах отметки «арестовать», однако в документах была информация о наличии компрометирующих данных. Других нарушений не было, так как Бутенко не занимался оперативной работой. М. Губенко сделал вывод, что действия обвиняемых не повлекли тяжких последствий, показания свидетелей некорректны или сомнительны, а проверить их не представлялось возможным. Он акцентировал внимание на социально близком происхождении обвиняемых, нахождении на свободе (на подписке о невыезде), нецелесообразности содержания под стражей остальных. Учитывая совокупность факторов, следователь постановил дело прекратить, с ним согласился начальник следственной группы НКВД УССР Лесной[1546].

В. Майструк продолжал служить заместителем начальника Ворошиловградского УНКВД, судьба Данилейко, уволенного в запас из органов НКВД в сентябре 1939 г., неизвестна. Ширин 17 сентября 1941 г. был освобожден за недоказанностью преступления. В 1942 г. его вернули в НКВД. С 12 августа 1943 г. он стал начальником отделения оперативно-чекистского отдела Управления по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР. С 9 мая 1943 г. — подполковник государственной безопасности[1547].