Уже не первую неделю Ваупшасов и начштаба Луньков разрабатывали операцию «Просвет». Цель ее была проникнуть в Минск, нащупать связи с подпольными группами, чтобы вместе громить оккупантов. Как сделать это проще и эффективнее, избегая потерь? Надо было думать и думать. Решили: вместе с Настей пойдут еще четверо — Николай Кухаренок, Михаил Гуринович, Владимир Романов, Максим Воронков. Один из них с богатым чекистским опытом, другой тоже не раз бывал в критических ситуациях, к тому же свободно говорит по-немецки, третий вдоль и поперек знает город, у четвертого в Минске живут родные.
Утром следующего дня метрах в ста от лагеря стояли немецкий офицер с погонами обер-лейтенанта и трое неприметно одетых парней. Рядом с ними барышня — беззаботная улыбка, подведенные бровки, война не война, один раз живем.
— Желаю вам, друзья, полной удали, — Ваупшасов обнял всех. — Мужики, берегите Настю. На вас тройная ответственность — за вашу подругу, за успех дела и за себя.
Хрустнули под ногами сухие ветки, скрылись, помахав на прощание, разведчики, проснулись и стали славить на все голоса хороший день невидимые птицы. Ваупшасов прислонился к дереву и вдруг… неведомая сила бросила его к земле; согнувшись дугою, он хотел сесть, но упал лицом в росную траву. Долго лежал, не в силах пошевельнуться. Наконец приподнял голову, увидел блесткую росинку на траве, дотянулся до нее, смочил губы. «Встать, немедленно встать!» — приказал себе, но спина, будто в цепком зажиме клещей, не разгибалась. Тогда он перевернулся, медленно сделал несколько движений вверх-вниз и, цепляясь за жесткую кору березы, кое-как встал на ноги. Нестерпимая боль разлилась по всей пояснице. Ваупшасов беспокойно огляделся: не видел ли кто? Лагерь еще спал, лишь сероватым столбиком поднимался в синее небо дымок над кухней. «Слава богу, — он не решался отойти от дерева, — обошлось и на этот раз. Хорош я был бы командир, если б кто увидел меня сейчас». Ваупшасов постоял еще с пяток минут, приходя в себя, шагнул раз-другой и, постепенно распрямляясь, пошел к лагерю.
— Стасин, что на завтрак? — как можно веселее крикнул он в открытое окно кухни.
— Баранина, товарищ командир, — отчеканил повар. «Молодцы, черти!» Ваупшасов вспомнил, что вчера трое бойцов под самым носом у немцев угнали и привели в лагерь целую отару овец. Войдя к себе, командир присел к столу из тесовых досок, вырвал лист из ученической тетрадки и написал: «Приказ № 25. За пригон овец в отряд в количестве 100 шт. из Будо-Гресского гарнизона противника бойцам оперативного взвода тт. Каляде Василию, Дудкину Евгению и Денисовичу Николаю объявляю благодарность. Командир отряда Градов».
Когда вешал приказ на доску, рядом со сводками Сов-информбюро, сзади неожиданно раздался знакомый голос:
— Для продолжения службы прибыл, товарищ командир!
Ваупшасов оглянулся. Перед ним стоял Добрицгофер — улыбка во весь рот, ладонь под козырек.
— Карл Антонович! — Ваупшасов обнял переводчика, тот не остался в долгу, обхватил ручищами командира. Ваупшасова пронзила боль, он невольно вскрикнул,
— Что, ранен? — испугался Добрицгофер.
— С чего ты взял? Давай рассказывай.
— Жив, здоров. — Они устроились на бревне. — Лесник как о родном заботился, прямо санаторные условия создал. Два дня назад является Мацкевич с группой. Говорит: хватит, Карл Антонович, подушку давить, пора и за дело приниматься. Добрались без приключений.
— А где ребята, почему не доложились?
— Решили, что отдыхаете еще, пошли к повару. Последние сутки, честно говоря, крошки во рту не было.
— Давай-ка и ты, Карл Антонович, на кухню, а потом сразу ко мне, вовремя вернулся. Будем заниматься Минском.