– А как бы вы сказали?
– Они в процессе.
– Это понятно. Стадия?
– Не далее середины.
– Как бы вы оценили значение – кто он там у вас? Пострадавший? Подозреваемый? Для следствия в целом? Или это вопрос к вашему руководству?
Мэр смотрит на шефа Линер. Тот парирует:
– Нет, думаю, экспертная оценка в данном случае за Юлией Вадимовной. Она выразит ведомственную точку зрения.
Мэр кивает и обращается к Линер:
– Так что?
Готовая с самого начала к такой постановке вопроса, Линер тем не менее некоторое время подбирает слова, чтобы исчерпывающе сформулировать:
– Процесс выяснения статуса пострадавшего… находится… на начальной стадии… Значение пострадавшего для следствия, если удастся доказать его причастность к теракту и он таким образом станет подозреваемым, может быть определяющим. В то же самое время не могу не сказать, что… эти предварительные выводы носят гипотетический характер и пока не подтверждаются иными данными, кроме записей, которые пострадавший делает в смартфоне…
– Я правильно понял, что вы не имеете никаких других фактов, кроме этих записей, которых объективно не существует, так же как и самого пишущего?
– Так точно.
– Ну, я могу вас поздравить, Юлия Вадимовна, и вас…
Мэр язвительно наклоняет голову к шефу.
– …Могу поздравить. Вашего следствия нет, потому что нет того, в отношение кого вы его осуществляете.
– А как же то, что вы видели? – вступает Белая.
– А что я видел, Маргарита Анатольевна? И какое вообще имеет значение то, что я видел? Или вы видели? Или вот ваши коллеги?
Мэр указывает подвернувшимся под руку паркером на почти застывшую на диване троицу – Семеныча, Павлика и отца Линер.
– Значение имеет документ. А в нашем случае он однозначен. Неоднозначно другое. То, чего по документам нет, руководит поведением кучи людей, и нас, как представителей власти, это поведение не устраивает. Иного решения, кроме как на корню пресечь причину этого массового действа, я не вижу… Итак, забудьте то, о чем я говорил раньше… Вот оно, первое и, по моему мнению, единственно возможное решение… Мы не просто вывозим отсюда объект ваших следственных действий, сразу после вывоза мы его уничтожаем… Каким способом – вот это обсуждается, хотя один из них, я думаю, в приоритете… Не далее как в пяти минутах отсюда находится…
– Но позвольте, это уже убийство! – обрывает мэра Белая.
Мэр поднимает брови:
– Да ну? Маргарита Анатольевна, я не знаю, как определяют убийство в вашей, медицинской среде, извините, не специалист, но относительно точно помню, как это делает уголовный кодекс. Так вот убийство, согласно ему, – это причинение смерти другому человеку, умышленно или по неосторожности, не суть. К нашему случаю эта статья не имеет никакого отношения. Нельзя причинить смерть тому, кто уже умер. Что до человека, то где вы видели там человека? Нет там человека. Такого человека, которого мы знаем. Нет его! Там кто угодно есть, но нет человека! Повторю, если что-то непонятно: нельзя убить того, кто умер, и нельзя убить не человека, полчеловека, дочеловека, двучеловека. Как хотите назовите это. Нельзя это убить! – кричит мэр, но мгновенно успокаивается:
– Но можно и нужно решить проблему: сохранить жизни других людей, не дать повториться теракту…
– А как же исцеления? – не успокаивается Белая, провоцируя мэра на очередной взрыв, но он на этот раз сохраняет обретенное спокойствие.
– А никак. Люди вбили себе в голову, что есть связь, а ее, может, и нет. И точно нет… А вы, Маргарита Анатольевна, лечите. Как надо лечите. И не надейтесь на чудеса. Грешно вам на них-то надеяться, а не на себя… И я закончу то, что вы мне не дали договорить… В пяти минутах отсюда на вертолете находится крематорий. Он хоть и за кольцевой, но к городу относится. Ближайший к нам… Я думаю, понятно, о чем я? Я все сказал. Теперь высказывайтесь. И не просто так, а по существу… То есть: да или нет. Не надо мне вокруг да около, нет времени… Прошу…
Мэр смотрит на Лескова. Тот обводит глазами присутствующих, но надежды передать кому-то слово нет – никто не рвется высказаться.
– Стоит ли так радикально решать вопрос, Юрий Сергеич? Не проще ли перевезти пострадавшего в другое учреждение и… – пытается смягчить ситуацию Лесков, но мэр обрывает его:
– …Чтобы завтра заседать там, как сегодня? Да?
– Ну, почему же?
– Потому! Просто вывезти в другое место – это не решение проблемы. Это ее отсрочка. И ты это прекрасно понимаешь. Но не хочешь брать ответственность на себя за это, как кто-то здесь сказал, «убийство».
– Я не об этом…
– О чем тогда?
– О том, что это может быть поспешным решением. Решить так вопрос мы успеем всегда. А если решим, то уже ничего не сможем изменить. Кроме всего прочего опознание только-только началось, и в нашем случае затянется. Возможна только генетическая экспертиза…
– Короче. Против?
– Да, – с трудом, но уверенно выдавливает из себя Лесков.
– Кто еще против? Из тех, кто имеет право голоса?