«Командуй, Хуммель… Штурманом будешь ты. Я в этой неэвклидовости живо заплутаю, а здесь не то место, где хотелось бы остаться подольше».
«Ага, вижу, ты уже почти понял, что это за Мир… Опустись поглубже и плыви вполводы, так безопаснее всего».
Законы оптики здесь коренным образом отличались от наших. Воздух был какой-то мутный, вроде и тумана нет, но вблизи видно хорошо, а чуть подальше все расплывается, теряет четкость очертаний. Зато в воде – видимость идеальная, небывалая, ограниченная лишь линией горизонта. Мир этот создан для обитателей водной стихии, обитатели сухопутья создателя не волновали…
И в этой идеальной подводной видимости – вдали, на многокилометровом расстоянии – мелькали порой силуэты таких размеров, что мне становилось не по себе. Слабую надежду внушало лишь одно: мы с Хуммелем слишком малы, чтобы этакие громадины рассматривали нас в качестве пищи… Но ведь где-то есть и промежуточные звенья пищевой цепочки… Я плыл все быстрее и быстрее, желая избежать встречи с ними.
А потом мы привлекли чье-то внимание. Словами трудно выразить это ощущение, но почти каждому оно знакомо: вдруг понимаешь, что за тобой внимательно наблюдают.
Сейчас ощущение чужого пристального взгляда было очень четким. Казалось, что мы с Хуммелем – маленькие и крохотные, что мы микроскопические инфузории, плавающие в капле воды. И немигающий взгляд кого-то очень большого равнодушно изучает наше копошение сквозь окуляр микроскопа.
Источник взгляда обнаружился без труда. Дно в ту сторону понижалось, и чем дальше, тем сильнее. А на дне впадины, километрах в четырех от нас, громоздились вроде как подводные скалы… Их нагромождение производило странное впечатление. Вроде ни одной правильной геометрической фигуры, даже ни одной прямой линии – и все равно ощущается искусственное происхождение, некая упорядоченность…
«Чувствуешь?» – спросил я.
«Прибавь скорость, – раздраженно откликнулся Хуммель. – Проход рядом».
Действительно, а я и не заметил, копаясь в собственных ощущениях и разглядывая подводную цитадель. Слева виднелась громадная черная трещина, тянулась от дна к поверхности и выше поверхности тоже, но насколько она уходит вверх, не позволяла разглядеть мутная атмосфера.
Я решительно повернул в сторону трещины.
«Куда?! – встревожился Хуммель. – Плыви, как плывешь! Неэвклидовость же!»
Проще всего, наверное, было бы закрыть глаза и плыть, подчиняясь ментальным командам. Но век у акул нет, и зрение упорно твердило мне: ты плывешь не туда, не туда, не туда, Дарк! Промахнешься, и останешься здесь, и сгинешь, а физическое тело доживет остаток дней в глубокой коме…
Кончилось тем, что я сфокусировал взгляд на двух точках перед собой (зрение у кархародона не бинокулярное) и ни на что больше не обращал внимания. А потом пришлось-таки обратить, потому что Хуммель позвал:
«Взгляни-ка вниз! Крабоиды!»
Взглянул. И впрямь, твари, очень похожие на тот силуэт, что показал гидровизор. Сколько же их тут… Многие сотни. Одни, если меня в здешней неэвклидовости не подводил глазомер, были поменьше нашего крабоида, другие значительно крупнее.
Плавать в толще воды членистоногие твари не умели, копошились на склонах вытянутого подводного холма со странными выходами белой породы…
В последний миг перед тем, как мы влетели в бездонную темноту трещины, я вдруг понял, что это за холм и что за порода проступала на его склонах…
Туша! Исполинская туша рыбы или кита – такого, что Моби Дик из нашего вестибюля выглядел бы анчоусом на его фоне.
Тушу обгладывали крабоиды, очищали от мяса, а белели обнажившиеся кое-где ребра. Мы-то думали, что к нам заслали хищника, тварь-убийцу, а это всего лишь падальщик… Даже немного обидно.
Вот так, с чувством легкой обиды, я оказался в другой среде, в воздушной – и почувствовал, что куда-то падаю.
Короткий миг невесомости, падение, шумный всплеск… Море оказалось опять не нашим, и опять красным, но теперь другого оттенка.
Новый Мир оказался знакомым, век бы его не видеть… Тот самый плоско-параллельный, где «Небесным львом» вместе с экипажем и пассажиром чуть не подкрепился «пельмень».
Но сейчас прожорливого исполина нигде не видно. В розовой воде (с нормальной для воды видимостью) проплывали рыбы, опасливо держась поодаль от кархародона. Длинные и тонкие, похожие на угрей, но размера вполне вменяемого, то есть для меня не опасного.
«Куда теперь?» – спросил я.
«Никуда не надо… Подожди, сейчас насню нам островок, трансформируемся обратно…»
…Островок был крохотный, идеально круглый, песчаный. В центре торчала одинокая пальма. Я блаженно вытянулся на песке. После покинутого Мира – почти курорт. Почти – потому что нависшее над головой каменное небо раздражает. Умом понимаешь, что законы гравитации здесь иные, и каменные обломки на нас падать не начнут, но все равно неприятно.
Устал я дико и подумал, что теперь понимаю Хуммеля, способного заснуть даже в собственном сновидении. Сейчас и сам подремал бы часок в тени пальмы.
– Можешь просыпаться, дальше я сам выберусь, – сказал Хуммель. – Спасибо, что вытащил.