Преступный замысел Д-503 убить Ю тоже вызывает знакомые чувства, но другого сорта. При мысли об убийстве у него возникает ощущение «чего-то отвратительно-сладкого во рту»; представляя себе ее размозженный череп, он не может проглотить слюну, все время сплевывает, но во рту остается сухо [276]. Вполне понятно, что, когда он бросается ее искать, у него «бухает» сердце и колотится в висках. Собираясь ударить ее по голове, он тяжело дышит, во рту снова становится «отвратительно-сладко», и он сплевывает на пол [278]. Всем нам приходилось испытывать возбуждение столь сильное, что меняются вкусовые ощущения, хотя во рту нет ничего, кроме слюны. Замятин неоднократно напоминает нам о функции вегетативной нервной системы, которая управляет телом, пока сознание занято другими делами. В частности, пищеварительная система, отвечающая за поглощение пищи, переваривание и выделения, служит источником многих самых распространенных висцеральных реакций; такие реакции надолго остаются в памяти, и вспоминания о них весьма неприятны. Некоторые вкусовые ощущения остаются с нами навсегда. Именно так в значительной степени формируются чувства недаром считается, что вкус создает постоянные ассоциации. В свою очередь, ассоциации могут влиять на первичное ощущение. В последний раз встретившись с 1-330, Д-503 жадно глотает воду. Позже, расстроенный тем, что она выспрашивает у него детали его встречи с Благодетелем, он снова пьет воду, но пить ему противно [287–288]. Но порой ни к чему объяснять, как мы должны реагировать на ощущения Д-503. Например, когда он удерживает на вилке кубик студенистой нефтяной пищи – главного продукта питания в Едином Государстве.
Единому Государству висцеральные реакции чужды, и в этом нет ничего удивительного. Властям милее уравновешенность – это видно из того, как Д-503 определяет рассудок: «…раздробление бесконечности на удобные, легко переваримые порции» [181]. Но тем хуже для Единого Государства. Ощущения на физиологическом уровне переживаются индивидуально и служат тому, кто их испытывает, напоминанием о его индивидуальности. После попытки помочь женщине, которую он принял за 1-330, убежать от стражи Д-503 возвращается в марширующие ряды, но все еще дрожит. Желая понять, отчего он так остро ощущает самого себя, он прибегает к аргументу, заимствованному из «Записок из подполья» Достоевского:
Я чувствую себя. Но ведь чувствуют себя, сознают свою индивидуальность – только засоренный глаз, нарывающий палец, больной зуб: здоровый глаз, палец, зуб – их будто и нет. Разве не ясно, что личное сознание – это только болезнь [224].
А болезнь подчеркивает нашу индивидуальность, что имеет пагубные последствия для коллективного сознания. Чувство солидарности Д-503 со своим обществом в День Единогласия исчезает, стоит ему почувствовать боль в сердце. Он пытается рассуждать: «Если от нефизических причин может быть физическая боль, то ясно, что…» [233]. Но из-за висцеральных реакций ему уже ничего не ясно.
2. Инстинктивный аппетит
Раз уж наши реакции тела обладают такой силой воздействия, простой способ определить истинные симпатии фантаста – посмотреть, какие блюда он выставляет на общий стол. Путь к сердцу читателя может лежать через литературный «желудок». Легкость подобного доступа побуждает к мошенничеству и сторонников, и противников. В конце концов, нет особых причин для того, чтобы еда в централизованно-плановом государстве была особенно вкусной или гнусной, хотя определенную роль может сыграть энтузиазм его граждан, и есть некоторые причины признать преимущество утопических столовых. В любом случае качество еды, которой нас угощают в этих произведениях, нередко располагается на крайних полюсах вкусовой шкалы.
Выясняется, что авторы, побуждая нас заглянуть в будущее, обращаются к отдаленному прошлому: как представляется, вопрос об утопии был решен задолго до того, как мы стали охотниками-собирателями. Висцеральные реакции, столь важные для решения этого вопроса, обусловлены нашей природой – не только человеческой, но и биологической. Все биологические виды должны поглощать пищу, переваривать ее и выводить из организма результаты жизнедеятельности – других вариантов нет. Эти процессы почти полностью непроизвольны, им трудно (если не мучительно) противиться и приятно следовать им. Благодаря этому архаическому наследию отражение в произведении природных инстинктов оказывает глубокое воздействие на читателя, в то время как рациональные аргументы вызывают гораздо меньше интереса и с легкостью игнорируются. Физиологические рефлексы способны оживить тексты, которые в противном случае были бы весьма вялыми. И эти чувства – важнейший аргумент. В конце концов, какой смысл придумывать утопию, если жизнь там приятна не плоти, а только разуму?