Читаем Человеческая природа в литературной утопии. «Мы» Замятина полностью

Учитывая разные национальности наших авторов-утопистов, у них нет единого мнения относительно меню; все сходятся лишь на том, что блюда должны приготовляться из продуктов местного происхождения. Поскольку люди – всеядные животные, они могут подвергаться воздействию самых разных пищевых токсинов [Buss 1999: 70]. Есть знакомую пищу гораздо спокойнее. В «Мистерии-буфф» Маяковского рабочих в будущем социалистическом раю встречают, по русскому обычаю, хлебом и солью – удивительно только, что эти продукты выбегают им навстречу сами. Можно также вспомнить анонимную, но очень американскую по духу «утопию бродяги», в которой имеются «сигаретные деревья, лимонадные ручьи», куры, которые «несутся яйцами всмятку», и «речки выпивки»:

И озера похлебки, и виски рекою,Можно плавать весь день на большом каноэВ Великих Скалистых горах леденцов…

(цит. по: [Berneri 1950: 318–319])[64].


Конечно, еда, которая обычно считается доступной лишь высшим слоям общества, может в виде исключения привозиться из далеких стран. В утопическом рассказе Ф. В. Булгарина «Правдоподобные небылицы, или Странствования по свету в двадцать девятом веке» (1824) климат в России настолько изменился, что кофе и шоколад, в 1824 году редкие деликатесы, стали считаться самыми простыми напитками, а бананы, кокосы и специи экспортировались в Индию в обмен на капусту, гречку и огурцы [Булгарин 1824].

Однако в большинстве утопических меню явно отсутствует типичное для настоящих застолий главное блюдо: то, что Доктор Сьюз называет «убивштексом»[65]. В реальной жизни мясо обычно занимает на столе почетное место – это, конечно, следствие привычек охотников-собирателей, которые передались и нам. Как было отмечено в главе 2, предпочтение мясу объясняется тем, что пища, появлявшаяся по принципу «разом густо, разом пусто», ценилась выше той, что была всегда доступна и служила основным продуктом питания. И конечно, соображениями питательной ценности. Как отмечает Р. Келли, люди, добывающие пищу, высоко ценят жир, который помогает усваиваться ценным жирорастворимым витаминам [Kelly 1995: 105]. Кроме того, он легко накапливается и хранится в организме – свойство, весьма важное для вида, которому приходится чередовать периоды обжорства и голода. Лишенные этих пороков утопические трапезы кажутся нам довольно спартанскими.

4. Меню в антиутопии

Чтобы перевернуть все с ног на голову, автор антиутопии должен нарушить хотя бы один из трех утопических принципов: изобилия, разнообразия и вкуса. Было бы достаточно и одного исключения, чтобы лишить утопическую столовую шанса попасть в какой-либо ресторанный рейтинг, однако некоторые авторы доводят описание кулинарных ужасов до крайности – такова ярость, которую вызывает утопия. В антиутопии еда гораздо меньше соответствует психологическим и даже физиологическим потребностям, так как ей не хватает по меньшей мере одного из упомянутых свойств.

Во-первых, по антиутопии бродит призрак голода. В романе К. Бурдекин «Ночь свастики» (1937) рядовых фашистов будущего Третьего рейха кормят скудно, чтобы они были выносливыми и готовыми к войне. Сельский пир в ее Германии – это картофель, суп и хлеб, колбаса – редкое лакомство, правда яблок при этом можно есть сколько угодно. Режим очень скрупулезен в том, чтобы не выдавать даже лояльным гражданам больше еды, чем должно хватить одному мужчине; женщины и неарийцы получают так мало, что еда для них становится навязчивой идеей. В более ранней немецкой антиутопии, «Социал-демократические картинки будущего» Рихтера, Германия практикует строгое нормирование и, подобно Океании в «1984», резко сокращает пайки – не важно, идет ли речь о хлебе, мясе или шоколаде. В «Мы» нумера едят под стук метронома – вполне возможно, что столь высокая степень стандартизации нужна для ограничения порций независимо от размеров тела и пищевой потребности. 50 жевательных движений на каждый кусок продлевают процесс приема пищи и таким образом растягивают скудную порцию: ведь кубики нефтяной пищи совсем крошечные [284]. У Рихтера такую политику объясняют принципом равенства, но на самом деле ее цель, как и везде, политический контроль. Власти пытаются подавить волнения рабочих, урезав пайки бастующим. Все это приводит к дегуманизации граждан, и утопия вскоре начинает напоминать концентрационный лагерь. А там, в свою очередь, несъедобные продукты гротескным образом превращаются в деликатесы: так, в повести А. И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» (1959) заглавный герой тщательно высасывает сок из плавников вареной рыбы, чтобы скудная порция казалась больше.

Перейти на страницу:

Все книги серии Современная западная русистика / Contemporary Western Rusistika

Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст
Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

В этой книге исследователи из США, Франции, Германии и Великобритании рассматривают ГУЛАГ как особый исторический и культурный феномен. Советская лагерная система предстает в большом разнообразии ее конкретных проявлений и сопоставляется с подобными системами разных стран и эпох – от Индии и Африки в XIX столетии до Германии и Северной Кореи в XX веке. Читатели смогут ознакомиться с историями заключенных и охранников, узнают, как была организована система распределения продовольствия, окунутся в визуальную историю лагерей и убедятся в том, что ГУЛАГ имеет не только глубокие исторические истоки и множественные типологические параллели, но и долгосрочные последствия. Помещая советскую лагерную систему в широкий исторический, географический и культурный контекст, авторы этой книги представляют русскому читателю новый, сторонний взгляд на множество социальных, юридических, нравственных и иных явлений советской жизни, тем самым открывая новые горизонты для осмысления истории XX века.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Коллектив авторов , Сборник статей

Альтернативные науки и научные теории / Зарубежная публицистика / Документальное
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века

Технологическое отставание России ко второй половине XIX века стало очевидным: максимально наглядно это было продемонстрировано ходом и итогами Крымской войны. В поисках вариантов быстрой модернизации оружейной промышленности – и армии в целом – власти империи обратились ко многим производителям современных образцов пехотного оружия, но ключевую роль в обновлении российской военной сферы сыграло сотрудничество с американскими производителями. Книга Джозефа Брэдли повествует о трудных, не всегда успешных, но в конечном счете продуктивных взаимоотношениях американских и российских оружейников и исторической роли, которую сыграло это партнерство.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Джозеф Брэдли

Публицистика / Документальное

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?
Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?

Проблема Пёрл-Харбора — одна из самых сложных в исторической науке. Многое было сказано об этой трагедии, огромная палитра мнений окружает события шестидесятипятилетней давности. На подходах и концепциях сказывалась и логика внутриполитической Р±РѕСЂСЊР±С‹ в США, и противостояние холодной РІРѕР№РЅС‹.Но СЂРѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ публике, как любителям истории, так и большинству профессионалов, те далекие уже РѕС' нас дни и события известны больше понаслышке. Расстояние и время, отделяющие нас РѕС' затерянного на просторах РўРёС…ого океана острова Оаху, дают отечественным историкам уникальный шанс непредвзято взглянуть на проблему. Р

Михаил Александрович Маслов , Михаил Сергеевич Маслов , Сергей Леонидович Зубков

Публицистика / Военная история / История / Политика / Образование и наука / Документальное
Зачем возвращается Путин? Всё, что вы хотели знать о ВВП, но боялись спросить
Зачем возвращается Путин? Всё, что вы хотели знать о ВВП, но боялись спросить

Всё, что вы хотели знать о Путине, но боялись спросить! Самая закрытая информация о бывшем и будущем президенте без оглядки на цензуру! Вся подноготная самого загадочного и ненавистного для «либералов» политика XXI века!Почему «демократ» Ельцин выбрал своим преемником полковника КГБ Путина? Какие обязательства перед «Семьей» тот взял на себя и кто был гарантом их исполнения? Как ВВП удалось переиграть «всесильного» Березовского и обезглавить «пятую колонну»? Почему посадили Ходорковского, но не тронули Абрамовича, Прохорова, Вексельберга, Дерипаску и др.? По чьей вине огромные нефтяные доходы легли мертвым грузом в стабфонд, а не использовались для возрождения промышленности, инфраструктуры, науки? И кто выиграет от второй волны приватизации, намеченной на ближайшее время?Будучи основана на откровенных беседах с людьми, близко знавшими Путина, работавшими с ним и даже жившими под одной крышей, эта сенсационная книга отвечает на главные вопросы о ВВП, в том числе и самые личные: кто имеет право видеть его слабым и как он проявляет гнев? Есть ли люди, которым он безоговорочно доверяет и у кого вдруг пропадает возможность до него дозвониться? И главное — ЗАЧЕМ ВОЗВРАЩАЕТСЯ ПУТИН?

Лев Сирин

Публицистика / Политика / Образование и наука / Документальное
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза