Читаем Человеческая природа в литературной утопии. «Мы» Замятина полностью

Оруэлловская Океания вызывает только отвращение. Замятинское Единое Государство тоже – в меньшей степени, но с гораздо большим числом оснований. Тактика антиутопистов – добиться, чтобы ненавистная идея, в данном случае утопия, ассоциировалась с чем-то отвратительным, и таким образом создать неизгладимый паттерн отталкивающего поведения. Тошнота и намеки на нее играют важнейшую роль в выработке рефлекса отвращения к определенным видам пищи и формам поведения. Эксперименты на различных животных, от змей до волков, доказывают, что такие впечатления быстро усваиваются и прочно запоминаются. Это объясняет особенно сильную связь между запахом и памятью. Так, аромат ландыша заставляет Д-503 вспомнить «сразу все» [163]. Как отмечают Дж. Гарсия и Л. П. Бретт, условный рефлекс отвращения, которые они формировали у животных, вызывая у них тошноту, «кажется на удивление странно независимым от когнитивного, сознательного процесса» [Garcia, Brett 1977: 278]. В контексте искусства висцеральная реакция – козырной туз. Если антиутопист добивается того, что мишень его нападок ассоциируется с чем-то отвратительным, читателю крыть нечем. Ассоциациям не обязательно быть точными или справедливыми. Рассмотрим «эффект беарнского соуса»[66]. Если человек, поев незнакомой пищи, тут же получает расстройство желудка, он, скорее всего, обвинит в своем недомогании эту новую для него еду независимо от того, действительно ли причина в ней. К тому же впоследствии он, вероятно, будет избегать этого блюда [Коппег 1982: 29–30]. Как предвестник будущих быстрых социальных изменений, утопия находится в особенно уязвимом положении.

В «Заводном апельсине» Бёрджесса (1962) общество с помощью аверсионной терапии пытается вылечить Алекса от склонности к сексуальному и прочему насилию, однако лечение вызывает у него также непредвиденный побочный эффект – отвращение к Девятой симфонии Бетховена. В Океании Оруэлла власти пытаются подавить сексуальное влечение граждан, прочно ассоциируя его с клизмами. Официальная «двухминутка ненависти» к врагам Старшего Брата начинается с «отвратительного воя и скрежета» – Уинстону «трудно дышать», он ощущает «холод в животе» [Оруэлл 1989: 28, 31]. Когда ближе к концу романа О’Брайен в комнате 101 угрожает ему крысами, Уинстон едва не теряет сознание от тошноты и кишечных спазмов. Отныне он не может пить джин, не вспоминая об отвратительных паразитах. Ассоциативное зловоние пропитывает и режим. В «Рассказе служанки» правительство Республики Галаад вывешивает казненных «грешников» на всеобщее обозрение для устрашения будущих преступников. Наиболее широко аверсивное обусловливание используется в романе Хаксли, где детям прививают отвращение, например, к цветам с помощью оглушительных шумов и электрошока. В «Мы» нам отвратительно Единое Государство, уравнивающее любовь с другими физиологическими нуждами, включая испражнение [153]. По словам Д-503, государственные поэты, помимо прочих пошлостей, воспевают «интимный звон хрустально-сияющей ночной вазы» [183], – по сути, еще одна демонстрация прозрачной структуры Единого Государства.

Перейти на страницу:

Все книги серии Современная западная русистика / Contemporary Western Rusistika

Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст
Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

В этой книге исследователи из США, Франции, Германии и Великобритании рассматривают ГУЛАГ как особый исторический и культурный феномен. Советская лагерная система предстает в большом разнообразии ее конкретных проявлений и сопоставляется с подобными системами разных стран и эпох – от Индии и Африки в XIX столетии до Германии и Северной Кореи в XX веке. Читатели смогут ознакомиться с историями заключенных и охранников, узнают, как была организована система распределения продовольствия, окунутся в визуальную историю лагерей и убедятся в том, что ГУЛАГ имеет не только глубокие исторические истоки и множественные типологические параллели, но и долгосрочные последствия. Помещая советскую лагерную систему в широкий исторический, географический и культурный контекст, авторы этой книги представляют русскому читателю новый, сторонний взгляд на множество социальных, юридических, нравственных и иных явлений советской жизни, тем самым открывая новые горизонты для осмысления истории XX века.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Коллектив авторов , Сборник статей

Альтернативные науки и научные теории / Зарубежная публицистика / Документальное
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века

Технологическое отставание России ко второй половине XIX века стало очевидным: максимально наглядно это было продемонстрировано ходом и итогами Крымской войны. В поисках вариантов быстрой модернизации оружейной промышленности – и армии в целом – власти империи обратились ко многим производителям современных образцов пехотного оружия, но ключевую роль в обновлении российской военной сферы сыграло сотрудничество с американскими производителями. Книга Джозефа Брэдли повествует о трудных, не всегда успешных, но в конечном счете продуктивных взаимоотношениях американских и российских оружейников и исторической роли, которую сыграло это партнерство.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Джозеф Брэдли

Публицистика / Документальное

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?
Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?

Проблема Пёрл-Харбора — одна из самых сложных в исторической науке. Многое было сказано об этой трагедии, огромная палитра мнений окружает события шестидесятипятилетней давности. На подходах и концепциях сказывалась и логика внутриполитической Р±РѕСЂСЊР±С‹ в США, и противостояние холодной РІРѕР№РЅС‹.Но СЂРѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ публике, как любителям истории, так и большинству профессионалов, те далекие уже РѕС' нас дни и события известны больше понаслышке. Расстояние и время, отделяющие нас РѕС' затерянного на просторах РўРёС…ого океана острова Оаху, дают отечественным историкам уникальный шанс непредвзято взглянуть на проблему. Р

Михаил Александрович Маслов , Михаил Сергеевич Маслов , Сергей Леонидович Зубков

Публицистика / Военная история / История / Политика / Образование и наука / Документальное
Зачем возвращается Путин? Всё, что вы хотели знать о ВВП, но боялись спросить
Зачем возвращается Путин? Всё, что вы хотели знать о ВВП, но боялись спросить

Всё, что вы хотели знать о Путине, но боялись спросить! Самая закрытая информация о бывшем и будущем президенте без оглядки на цензуру! Вся подноготная самого загадочного и ненавистного для «либералов» политика XXI века!Почему «демократ» Ельцин выбрал своим преемником полковника КГБ Путина? Какие обязательства перед «Семьей» тот взял на себя и кто был гарантом их исполнения? Как ВВП удалось переиграть «всесильного» Березовского и обезглавить «пятую колонну»? Почему посадили Ходорковского, но не тронули Абрамовича, Прохорова, Вексельберга, Дерипаску и др.? По чьей вине огромные нефтяные доходы легли мертвым грузом в стабфонд, а не использовались для возрождения промышленности, инфраструктуры, науки? И кто выиграет от второй волны приватизации, намеченной на ближайшее время?Будучи основана на откровенных беседах с людьми, близко знавшими Путина, работавшими с ним и даже жившими под одной крышей, эта сенсационная книга отвечает на главные вопросы о ВВП, в том числе и самые личные: кто имеет право видеть его слабым и как он проявляет гнев? Есть ли люди, которым он безоговорочно доверяет и у кого вдруг пропадает возможность до него дозвониться? И главное — ЗАЧЕМ ВОЗВРАЩАЕТСЯ ПУТИН?

Лев Сирин

Публицистика / Политика / Образование и наука / Документальное
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза