Читаем Человеческая природа в литературной утопии. «Мы» Замятина полностью

Как уже говорилось в начале этой главы, достаточно взяться за перо, как это действие приводит к спонтанным подрывным последствиям. Они совершенно неизбежны, когда сознание начинает взаимодействовать с письменными принадлежностями, они влияют на деятельность мозга и даже берут на себя некоторые функции сознания. Так развитие письменности сделало возможным экстрасоматическое хранение воспоминаний и избавило разум от необходимости запоминать информацию самостоятельно. Исчезновение устной традиции доказывает, что системы письма частично заменили эту функцию сознания. Примечательно, что Д-503 трижды обращается к своим записям, чтобы подтвердить, что событие, подсказываемое ему памятью, действительно имело место; историю, общую память человечества, он называет «великой книгой цивилизации» [146, 226, 247]. Неудивительно, что рукопись Д-503 порой сохраняет прошлое лучше, чем его память. В 18-й записи Ю говорит, что 1-330 играет с Д-503 комедию, а в конце той же записи Д-503 пытается припомнить, «кто мне сегодня говорил о комедии» [249]. Чтобы не впадать в деконструктивизм, утверждая, что нет ничего, кроме текста, скажем, что Д-503 действительно помнит события внешние по отношению к его дневнику и предшествующие ему. При этом письмо стимулирует его память. Начав вести дневник, Д-503 вспоминает свои школьные годы – текст помогает ему не просто переосмыслить свое прошлое, но, по сути, восстановить это прошлое, а вместе с ним биографию и личность. Как отмечает Морсон, эта новообретенная автобиография и приводит Д-503 в конфликт с режимом: ведь Единое Государство отвергает как историю, так и индивидуальность [Morson 1981: 132–133].

Развитие письменности обычно называют решающим этапом нашей генно-культурной коэволюции. Вместо того чтобы противопоставлять культуру биологии, большинство эволюционных психологов рассматривает культуру как генетически подготовленную адаптацию, которая позволяет нашему виду все быстрее и эффективнее приспосабливаться к изменениям окружающей среды. Часто это влечет за собой адаптацию к другим культурным адаптациям, создавая синергию эволюционного ускорения. Поскольку основное селективное давление исходит от наших сородичей, мы должны быть начеку. Об этом свидетельствует многоуровневая ирония в тексте романа, создающая эффект многослойной маскировки, очень похожей на дарвинистскую модель обмана, самообмана и т. д., типичную для нашей обостряющейся конкуренции с другими людьми.

Помимо своих прочих достоинств, письмо, как и его многочисленные культурные эквиваленты, учит разум справляться с новыми условиями, мыслить самостоятельно, а затем переосмысливать вновь и вновь, создавая практически бесконечный ряд как изменений восприятия, так и последующих адаптаций. Может быть, обобщение слишком широко, но это подтверждается всей нашей историей за последние десятилетия и столетия, если не тысячелетия.

Еще одно свойство письма, весьма важное, особенно когда человек записывает в дневник собственные мысли, – это побуждение автора обращать более пристальное внимание на свой мыслительный процесс – в той степени, в какой он доступен для самоанализа. Д-503, по его словам, слышит, как «тихонько, металлически-отчетливо постукивают мысли» [214]. Но это также выявляет для него сложность этого процесса, заставляет увидеть разнородность, а зачастую и противоречивость материала, извлеченного на поверхность ассоциативными моделями и снами, а также осознать моменты, когда он теряет контроль над своими мыслями и действиями. Д-503 начинает анализировать свои записи; он даже принимает во внимание то, что прежде в себе подавлял, например историю с квадратным корнем из минус единицы [164]. Иными словами, письмо заставляет его осознавать собственное сознание; Д-503 воспринимает дневник как «свою болезнь, записанную на этих страницах» [223], свидетельство того, что у него есть душа. Кроме того, писательство вполне может привести к автоматическому поведению, когда текст как будто сочиняет себя сам. Д-503 обычно пишет, не формулируя свои мысли заранее, и нередко сам удивляется, почему сделал ту или иную запись; он говорит 0-90, что у него выходит «такое что-то неожиданное» [212], то есть что написанное не подчинено его намерениям. Переживания Д-503 очень напоминают положения статьи Замятина «Психология творчества», где речь идет об измененном состоянии сознания, необходимом для творческого процесса: писатель пишет будто загипнотизированный, с сознанием, открытым для любых неожиданных ассоциаций, как во сне [Замятин 2003–2011, 5: 315–321]. Трудно писать, пусть даже механически, не стимулируя воображение. Так происходит с Д-503, который начинает текст с копирования газетной статьи «слово в слово», а в результате непреднамеренно сочиняет роман [139].

Перейти на страницу:

Все книги серии Современная западная русистика / Contemporary Western Rusistika

Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст
Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

В этой книге исследователи из США, Франции, Германии и Великобритании рассматривают ГУЛАГ как особый исторический и культурный феномен. Советская лагерная система предстает в большом разнообразии ее конкретных проявлений и сопоставляется с подобными системами разных стран и эпох – от Индии и Африки в XIX столетии до Германии и Северной Кореи в XX веке. Читатели смогут ознакомиться с историями заключенных и охранников, узнают, как была организована система распределения продовольствия, окунутся в визуальную историю лагерей и убедятся в том, что ГУЛАГ имеет не только глубокие исторические истоки и множественные типологические параллели, но и долгосрочные последствия. Помещая советскую лагерную систему в широкий исторический, географический и культурный контекст, авторы этой книги представляют русскому читателю новый, сторонний взгляд на множество социальных, юридических, нравственных и иных явлений советской жизни, тем самым открывая новые горизонты для осмысления истории XX века.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Коллектив авторов , Сборник статей

Альтернативные науки и научные теории / Зарубежная публицистика / Документальное
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века

Технологическое отставание России ко второй половине XIX века стало очевидным: максимально наглядно это было продемонстрировано ходом и итогами Крымской войны. В поисках вариантов быстрой модернизации оружейной промышленности – и армии в целом – власти империи обратились ко многим производителям современных образцов пехотного оружия, но ключевую роль в обновлении российской военной сферы сыграло сотрудничество с американскими производителями. Книга Джозефа Брэдли повествует о трудных, не всегда успешных, но в конечном счете продуктивных взаимоотношениях американских и российских оружейников и исторической роли, которую сыграло это партнерство.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Джозеф Брэдли

Публицистика / Документальное

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?
Пёрл-Харбор: Ошибка или провокация?

Проблема Пёрл-Харбора — одна из самых сложных в исторической науке. Многое было сказано об этой трагедии, огромная палитра мнений окружает события шестидесятипятилетней давности. На подходах и концепциях сказывалась и логика внутриполитической Р±РѕСЂСЊР±С‹ в США, и противостояние холодной РІРѕР№РЅС‹.Но СЂРѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ публике, как любителям истории, так и большинству профессионалов, те далекие уже РѕС' нас дни и события известны больше понаслышке. Расстояние и время, отделяющие нас РѕС' затерянного на просторах РўРёС…ого океана острова Оаху, дают отечественным историкам уникальный шанс непредвзято взглянуть на проблему. Р

Михаил Александрович Маслов , Михаил Сергеевич Маслов , Сергей Леонидович Зубков

Публицистика / Военная история / История / Политика / Образование и наука / Документальное
Зачем возвращается Путин? Всё, что вы хотели знать о ВВП, но боялись спросить
Зачем возвращается Путин? Всё, что вы хотели знать о ВВП, но боялись спросить

Всё, что вы хотели знать о Путине, но боялись спросить! Самая закрытая информация о бывшем и будущем президенте без оглядки на цензуру! Вся подноготная самого загадочного и ненавистного для «либералов» политика XXI века!Почему «демократ» Ельцин выбрал своим преемником полковника КГБ Путина? Какие обязательства перед «Семьей» тот взял на себя и кто был гарантом их исполнения? Как ВВП удалось переиграть «всесильного» Березовского и обезглавить «пятую колонну»? Почему посадили Ходорковского, но не тронули Абрамовича, Прохорова, Вексельберга, Дерипаску и др.? По чьей вине огромные нефтяные доходы легли мертвым грузом в стабфонд, а не использовались для возрождения промышленности, инфраструктуры, науки? И кто выиграет от второй волны приватизации, намеченной на ближайшее время?Будучи основана на откровенных беседах с людьми, близко знавшими Путина, работавшими с ним и даже жившими под одной крышей, эта сенсационная книга отвечает на главные вопросы о ВВП, в том числе и самые личные: кто имеет право видеть его слабым и как он проявляет гнев? Есть ли люди, которым он безоговорочно доверяет и у кого вдруг пропадает возможность до него дозвониться? И главное — ЗАЧЕМ ВОЗВРАЩАЕТСЯ ПУТИН?

Лев Сирин

Публицистика / Политика / Образование и наука / Документальное
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза