Человеческие поступки

В том году мне исполнилось двадцать два года, я отслужил в армии и восстановился в университете. Мне, студенту, который поставил себе цель в жизни – после получения диплома учить детей в начальной школе, на собрании в малом зале заседаний поручили руководить группой вооруженных людей. Это говорит о том, что оставшиеся в Управлении провинции в ту ночь представляли собой просто толпу необразованных молодых людей.

Большинство в нашей группе составляли несовершеннолетние. Среди них оказался даже один ученик вечерней школы, который не мог поверить, что если зарядить оружие и нажать на спусковой крючок, то пуля и правда вылетит, поэтому он вышел во внутренний двор, выстрелил в небо и вернулся назад. Именно эти подростки нарушили приказ руководства об отправке домой всех, кто младше девятнадцати лет. Их стремление бороться было очень упорным, поэтому на то, чтобы убедить этих семнадцатилетних уйти домой, требовалось много времени и усилий.

План действий, полученный мной от командира гражданского ополчения, нельзя было даже назвать реальной тактикой. Предположительное время подхода правительственных войск к Управлению было два часа ночи, и с часу тридцати мы находились в коридоре. Каждый взрослый занял позицию – окно. Несовершеннолетним велели лежать между окнами наготове, и, если в человека рядом попадет пуля, он должен был его заменить. Какие приказы получили другие группы, насколько те планы были реалистичными, я не знаю. С самого начала командир сказал, что наша цель – выстоять. Только до того часа, как рассветет. Только до того, как тысячи граждан соберутся на площади перед фонтаном.

Наверное, сейчас это звучит глупо, но тогда половина из нас поверила ему. Мы думали: «Конечно, мы можем умереть, но ведь можем и выжить. Наверное, мы проиграем, но ведь можем и выстоять, кто знает?». Не только я, но и большинство из группы, особенно те, кто был моложе, надеялись на лучший исход. Мы не знали о том, что накануне состоялась встреча иностранных журналистов с представителем главы штаба гражданского ополчения. Оказывается, он сказал, что мы, несомненно, потерпим поражение. Что, несомненно, умрем и что не боимся смерти. Если честно, у меня таких беспристрастных убеждений не было.

О том, что думал об этом Ким Чинсу, я не мог знать. Уйдя с женщинами из здания, он все равно вернулся назад, даже предполагая, что может быть убит. Почему он вернулся? Думал ли он как я, что может умереть, но может и выжить? Или какой-то оптимизм оставался в нем и он надеялся, что удастся продержаться до утра, и тогда всю жизнь можно будет без стыда смотреть людям в глаза?

* * *

Я не мог не знать, что у военных было подавляющее преимущество. Только вот что интересно: и на меня давило нечто мощное, сопоставимое с их силой.

Совесть.

Да, совесть.

Это самое страшное, что есть на свете.

В тот день, когда я вместе с сотнями тысяч демонстрантов стоял перед дулами оружий, когда в первом ряду колонны катили тележку с телами убитых юношей, я удивился, неожиданно обнаружив внутри себя нечто чистое. Я помню эти ощущения: ощущение, что во мне нет больше страха, ощущение, что я готов умереть прямо сейчас, сию минуту, яркое ощущение, что кровь сотен тысяч людей сливается в огромный кровеносный сосуд. Я чувствовал пульс наполненного высоким смыслом самого огромного и грандиозного на свете сердца, которое билось, питаемое этим кровеносным сосудом. Я отчаянно ощущал, что стал частичкой этого сердца.

Было около часа пополудни, когда военные открыли огонь в такт государственному гимну, который раздавался из громкоговорителя, установленного перед Управлением провинции. Я находился в средних рядах демонстрантов и, когда услышал выстрелы, тут же бросился бежать. Самое огромное и грандиозное на свете сердце раскололось на мелкие кусочки, и эти кусочки рассыпались во все стороны. Выстрелы раздавались не только на площади. На каждом высотном здании были распределены снайперы. Я все бежал, а вокруг то слева, то справа, то спереди на землю бессильно валились люди. Остановился я только тогда, когда понял, что площадь осталась далеко позади. Казалось, легкие разорвутся от бешеного дыхания. Все лицо было мокрое от пота и слез. Я уселся на ступеньке перед входом в магазин, жалюзи которого были опущены.

Посреди улицы собрались несколько мужчин, более крепких, чем я, и было слышно, как кто-то предлагает пойти в Центр подготовки резервных войск и захватить оружие. «Если ничего не делать, мы все умрем. Они всех нас перебьют. В нашем районе десантники даже к кому-то в дома вломились. Я от страха спал с кухонным ножом под подушкой. Это же смешно, у них же ружья. Они средь бела дня вот так запросто несколько сотен людей уложили наповал!»