Однажды мне довелось случайно встретиться с военным, который служил в десантных войсках и был направлен в Пусан, когда там случилось восстание. Услышав историю моей жизни, он откровенно поведал мне свою. Так вот, от него я узнал, что в то время был приказ свыше как можно более жестко подавлять протестные выступления граждан. Тем солдатам, кто действовал особенно жестоко, командование выплатило несколько сотен тысяч вон в качестве премии. Об этом ему рассказал один из сослуживцев. «В чем проблема? Дают деньги и велят бить, так почему не бить?»
Слышал я и об одном корейском взводе, направленном на войну во Вьетнам. Они загнали в сельский клуб женщин, детей, стариков и всех сожгли заживо. После таких действий на войне кто-то из них получил награды, а кто-то, помня о своих «подвигах», пришел убивать нас. Словно в их генах запечатлелся один и тот же код, они с одинаковой жестокостью орудовали на острове Чечжудо, в Квандоне, в Нанджине, в Боснии, во всем Новом Свете.
Я не забыл, что все люди, с кем я встречаюсь каждый день – человеческие существа. И вы, профессор, слушающий меня сейчас, тоже человек. И я тоже человек.
Каждый день я внимательно смотрю на шрамы на своей руке. Присматриваюсь к тому месту, где когда-то проглядывала кость, где рана каждый день выделяла липкий гной, становилась глубже и продолжала гнить. Каждый раз, случайно наткнувшись взглядом на обычную черную ручку Monami, я жду, затаив дыхание. Жду, когда время смоет меня, как грязь. Жду, когда память о грязной смерти, давящая на меня и днем и ночью, полностью отпустит меня, встретившего настоящую смерть.
Я сейчас борюсь. Каждый день борюсь с самим собой. Борюсь со своим стыдом; он еще сохранился, он до сих пор еще существует. Борюсь с данностью, что я человек. Борюсь с мыслью о том, что только смерть является единственным способом, отрывающим тебя от этой данности и дающим тебе свободу. Профессор, и какой же ответ вы можете мне дать, если вы такое же человеческое существо, что и я?
Глава 5
Зрачок ночи
Она сказала, что луна – это зрачок ночи.
Ты услышала об этом в шестнадцать лет. Весенним воскресным вечером. Сонхи, собравшая девушек в своей комнатке-пристройке на плоской крыше дома, закрыла собрание ячейки Союза рабочих, и они все вышли на воздух. Девушки постелили газеты и, усевшись кружком, стали есть персики, срезая с них шершавую кожуру. Девятнадцатилетняя Сонхи, организатор группы, любила читать стихи. Посмотрев на луну, она сказала: «
Ты достаешь сигареты, закуриваешь, после первой затяжки медленно поворачиваешь затвердевшую шею и расслабляешься.
Здесь, на втором этаже, в офисе площадью более шестидесяти метров, ты сейчас одна. Окна все закрыты. Ты сидишь перед компьютером, терпя жару и влажную духоту августовского вечера. Только что уничтожив два письма-спама, ты не торопишься открывать папку с новыми письмами.
Твои волосы коротко острижены. На тебе джинсы и синие кроссовки, а рукава рубашки длинны настолько, что позволяют закрыть локти. Сверху на спине, где рубашка промокла от пота, светло-серая ткань кажется чернильного цвета. В общем, фигура у тебя субтильная, ключицы худые, шея тонкая, и, несмотря на универсальную одежду, ты производишь впечатление хрупкой женщины.
Капля пота, увлажнившая волосы за ухом, скатывается по худому подбородку и падает на воротник рубашки. Пальцами, сжатыми в кулак, ты вытираешь пот, выступивший в ложбинке над верхней губой, и открываешь письмо. Ты дважды медленно перечитываешь его содержание. Двигая мышкой, закрываешь окно интернета и выключаешь компьютер. До тех пор, пока голубой монитор не становится темным, ты снова и снова вдыхаешь и выдыхаешь сигаретный дым.
Положив выкуренную наполовину сигарету в пепельницу, ты встаешь. Просовываешь в карман джинсов липкий от пота кулак. Вдыхая горячий воздух, направляешься к плотно закрытым окнам. Замедляешь шаги, идешь все медленнее, расстояние до окон как будто увеличивается. Ты сделала лишь несколько движений, но все тело становится мокрым. Капельки пота блестят и на голове, между короткими волосами.