Человеческое и для людей (СИ)

…и они, наверное, думали, что она спит, но ей последние дни спалось очень плохо из-за окутывающей дом тревоги, и она понимала, что что-то сместилось, что-то стряслось, что-то случится, случается или уже случилось; и мама в ночи, на кухне, тихо сказала папе: «Это не то предложение, от которого можно отказаться», а утром сказала ей самой: «Иветта, доченька, я отправляюсь в долгое путешествие», — и это вызвало ужас , потому что мама никогда ничего не планировала и ни о чём не предупреждала, она просто брала и неожиданно отправлялась в путешествие, так почему…

…оранжевый — цвет неконтролируемого, неуправляемого, непобедимого пламени, пожирающего всё на своём пути, цвет Приближённых Ярости; красный — цвет густой, свежей, льющейся прямо сейчас крови, цвет Приближённых Страха; и рыжие — огненные — волосы мамы, развеваясь на ветру, скрыть от испуганного взгляда дочери стоящих впереди пришедших — тех, кого нельзя попросить уйти и от кого никуда не убежишь…

…оранжевое на красном: обворожительные волосы, которые она не унаследовала; она ничего стоящего, дела ющ его родителей теми, кто они есть — не унаследовала…

…и папа обнимал её одной рукой, осторожно сжимая плечо; и Приближённый положил руку — маме на плечо; и Хэйс положил руку на плечо перестающему быть Хранителем Себастьяну Крауссу…

Она не собиралась отвечать — не имела ни малейшего желания проговаривать вслух то, что Любящему-Не-Понимать-Очевидного было прекрасно известно, и потому, сглотнув, хрипло задала собственный вопрос:

— Почему вы спрашиваете?

«Всё ведь абсолютно прозрачно, разве нет?»

Впрочем, разумеется, нет: она ведь имела дело с несколько Отмороженным — который, чуть склонив голову набок, как всегда ровно произнёс:

— Как я уже говорил, вы имеете о нас очень странное представление. Мне хотелось бы понять, почему.

Да твою же…

Говорил он. И впрямь говорил — вот только и она тогда вообще-то тоже не молчала!

— А я говорила вам о Вирдане, Хар-Лиоте и Лимертаиле! Неделимый Всевидящий, вы заявились на Каденвер ночью, поставили на колени Хранителя Краусса, заперли нас всех здесь, заставляете портальщиков делать порталы десятками — и всё… что? Из-за того, что Архонтов посмели о чём-то спросить? Это нормально, по-вашему?! Что я должна думать-то о вас и о них?!

«Чего вы ожидали-то, а?! На шеи мы вам, что ли, должны бросаться?»

Она опять практически кричала; зря, не надо было, не следовало терять над собой контроль и уж тем более злословить их сильнейшеств — то, что Хэйс вчера по какой-то загадочной причине проявил милосердие, отнюдь не означало, что оно безгранично.

Нарвалась, дура, ох нарвалась — ничему не учишься, и подарки судьбы не ценишь, и сама себя в угол загоняешь…

Иветта искренне думала, что на неё сейчас снова нацепят Наручи Вины и отправят в соответствующий Оплот, но Хэйс, помолчав и негромко побарабанив пальцами по столу, лишь неожиданно спросил:

— Вы верите в Неделимого?

О.

Ох, проклятье.

А впрочем… что такого-то? Унианство ведь не отрицало ни благодетельности и величия Создателей, ни власти их преемников (дураков нет, её ж попробуй поотрицай); и никаких претензий к нему те вроде как не имели.

(Его сильнейшество Кертион, второй Архонт Вины, сообщил Триединой Ассамблеи позицию шестнадцати ещё в пятом веке: «Вы имеете право верить во что угодно до тех пор, пока ваша вера не сопровождается принуждением к ней».

Позиция эта, если честно, была крайне странной: к вере ведь… невозможно принудить — человек либо верит, либо нет; и Иветте всегда было очень любопытно, почему хозяева Оплотов вообще заговорили о такой возможности и как себе представляли её реализацию.).