Человеческое тело

В благодарность ночная гостья льет ему на лицо поток густых волос, а затем, словно волна, всем телом обрушивается на него.

Рой белых хлопьев

Когда я соврал Марианне о платье, был январь, падал снег. Я попросил ее сесть на заднее сиденье, но она меня и слушать не захотела. Мы препирались, стоя перед дверью подъезда, а маленькие белые хлопья падали на ее необычную прическу.

— Платье помнет ремнем! — сказал я.

— Не буду я сидеть сзади, словно ребенок! У меня с задним сиденьем связаны плохие воспоминания. Помнишь, как твой отец объяснял, что произойдет с черепом при лобовом столкновении? Ну вот.

Всю дорогу она оттягивала ремень рукой подальше от груди, чтобы не помять декольте. Водила губами друг о друга, но я-то знал, что она бы их яростно искусала, не будь они покрыты помадой, которую только что нанес визажист и благодаря которой они казались гладкими-прегладкими, словно из полированного камня. Протяни я ей в это мгновение голую руку, она бы впилась в нее зубами.

— Вероятно, невесте положено радоваться, если в день свадьбы идет снег.

— А ты что, не радуешься? — спросил я и сразу же пожалел об этом. Меньше всего на свете мне хотелось сейчас столкнуться с недовольством Марианны.

Она не заметила, что мой вопрос прозвучал двусмысленно. С раздражением глядя на побелевшие ветви деревьев, она сказала:

— По-моему, это еще больше все усложняет. Туфли промокнут. Повсюду слякоть.

Впрочем, неосторожного вопроса, произнесенного вслух, оказалось достаточно, чтобы на меня выплеснулась вся горечь, с которой мы прожили последние месяцы, вся охватившая нас подавленность, возникшая после беззвучного землетрясения, которое разделило нашу семью надвое, а меня оставило посередине, как ненужный огрызок. Я знал, что в это утро в воздухе повиснет опасность — словно приход снежных туч после долгих пасмурных дней, который с поразительной точностью предсказали метеорологи. Через час Марианне предстояло вступить в брак с одним хорошим парнем. Она выходила за него из чувства благодарности, а еще — чтобы досадить родителям. Выходила, хотя ей исполнилось всего двадцать пять и многое в жизни было не сделано. Просто выходила, и все, совершенно осознанно, и привести ее к алтарю и вручить мужу, пройдя по центральному нефу церкви, предстояло мне — напряженному, смешному, играющему не свою роль.

Марианна опустила козырек и поглядела на себя в маленькое прямоугольное зеркальце.

— Сегодня я не сомкнула глаз. Я ведь нервничала, понимаешь? Все невесты до одной нервничают накануне. Но я не просто нервничала, у меня жутко болел живот — не из-за волнения, просто спазмы в животе. Приняла две таблетки бускопана — все без толку. Конечно, если бы твои родители не закармливали нас с детства лекарствами, может, он бы и подействовал… ну вот, так что в три часа ночи я не придумала ничего лучшего, как снова примерить платье. Я стояла на кухне, ночью, в белом платье — просто как сумасшедшая. А на голове у меня были эти проклятые бигуди, не знаю, зачем я их нацепила, ведь я терпеть не могу прическу, как у глупой куклы. Ту, которую мне делала Нини. Короче, я увидела свое отражение в окне и поняла, что платье ужасное, совсем не то, что нужно.

Она приподняла тюлевую юбку, и та легла ей на бедра, словно смятая бумага. Ей до того не нравилось платье и она была настолько не уверена в том, что делает, что скажи я ей — ты права, платье отвратительное, да и мы с тобой что-то не то творим, послушай, ну-ка послушай меня внимательно, все, что происходит, — отвратительно, все это — ошибка, а платье — это знак, ты не хочешь за него замуж, ты вообще не собиралась замуж, давай мы сейчас развернемся, поедем обратно, и все будет хорошо, я тебе обещаю, все будет хорошо, — осмелься я сказать вслух правду, которую я так ясно сознавал, она посмотрела бы на меня несколько мгновений с суровым видом, а потом рассмеялась бы своим разноцветным смехом и ответила бы: ладно, поехали отсюда, пусть будет по-твоему.

Но обстоятельства не располагали к искренности, и поэтому я сказал:

— Не надо говорить, что платье не то. Оно тебе очень идет.

На асфальте уже лежало белое покрывало толщиной в несколько сантиметров, колеса отказывались слушаться, если я слишком резко поворачивал руль. Машины двигались медленно и осторожно. Я тоже двигался медленно, стараясь ехать по колее, оставленной другими машинами. Вести было трудно, и из-за этого я мог не обращать внимания на повисшее молчание, словно все было совершенно нормально. Я чувствовал, что уже несколько минут Марианна в упор глядит на меня, ожидая, что сейчас я к ней повернусь и замечу, каким страхом наполнены ее глаза. Я знал этот взгляд, я тысячу раз отвечал на него и знал, что встречу его.

Но я сосредоточился на дороге, и сегодня, когда я думаю о неожиданном побеге сестры, я снова вижу рой белых хлопьев, летящих на нас из темноты, чувствую, что сестре, сидящей рядом со мной, срочно нужна помощь, но делаю вид, что не понимаю.