Человек: 1. Теория большого надувательства

«Мышонок» довольно резво бежал среди им же исковерканной природы: раздавленных стволов, перекрученной листвы, по бугристой мягкой подстилке, то и дело виляя и объезжая участки полнейшего бурелома. Высоко вверху меж густых крон деревьев иногда проглядывало синеватое небо. Смотря ввысь, Алекс почему-то вдруг вспомнил, как он лез по шахте аварийного выхода на том далёком корабле.

– Понятно, – сказал Редж, отбросив назад свои длинные смоляные волосы. – Все истории, а я их тут переслышал превеликое множество, так или иначе в общем-то схожи, и твоя – не исключение. Нам порядком надоел тот свет, нам он крайне наскучил, и мы решили рискнуть – отправиться за новыми приключениями. Однако вечного счастья, как оказалось, не бывает. Я скажу за себя – я первым из отряда колонистов потерял интерес к этому свету. Кажется, соединяя вместе живое и неживое, изобретатели дали маху. Я несчастен и здесь. Или, может быть, во мне заключена странная патология – я всегда в оппозиции?

– Ты упомянул какое-то событие, которое заставило тебя пересмотреть твоё отношение к реальности.

– Да, раньше у меня не было смысла жизни, теперь он как бы появился. Во всяком случае вот уже полгода как я снова работаю, тружусь на полную катушку.

– И чем ты занят?

– Не спеши, не стоит торопиться. Обо всём по порядку… Итак, какое событие, – Редж замолчал, подбирая слова, затем произнёс. – Атомная война, словно катком, расплющила мой разум, я не мог поверить, что люди, к числу которых я продолжал спонтанно себя относить вопреки приобретённому статусу, совершили самоубийство. Я был, что называется, в шоке. Наверное, в таком же состоянии очутился и Китаец, и он, я полагаю, в результате изменил своё мнение о человеческом мире. Ненависть, злоба, либо обычное безразличие сменились на жалость и сострадание. Это очень по-человечески – то, что ты не ценил и потерял, утратив, начинаешь ценить. Поэтому когда Блондин предложил Китайцу отправиться с пришельцами в космос, тот отказался. Китайца волновало больше происходящее на Земле, а не где-то там, за пределами Солнечной системы. Причиной же явилось сенсационное открытие – ребята Китайца незадолго до этого разговора стали, наконец, находить людей после многолетних поисков впустую. Сначала попадались практически единицы, затем – группки, потом даже отыскали подводную лодку с экипажем. Но что, на мой взгляд, самое загадочное – Китаец ничего не сообщил о находках Блондину, умолчал. И тут возникло противостояние – Блондин версус Китаец. Подобно противостоянию в «Fink Ploy» – я против Джила. Блондин разделил колонию на «своих» и «чужих» и улетел покорять вселенную. И вот ради переживших катастрофу людей, по-моему, необходимо попотеть, хоть я и забыл, что такое пот. Попытаться уберечь и сохранить эти остатки, эти ростки будущей жизни.

– Что же ты делаешь?

– Терпение, скоро узнаешь…

Танк неожиданно выбрался из джунглей на автомобильную магистраль, сплошь заросшую густой высокой травой. Асфальт растрескался до такой степени, что полоса шоссе едва угадывалась. Из трещин торчали пучки рвущегося к свету хлорофилла.

– Мы разве не поедем к складу горючего? – спросил Алекс, посмотрев на табло наручных приборов.

– Нет. Там, на лесоразработках, уже не осталось почти ничего толкового. У меня в берлоге есть всё, что нам нужно, – ответил Редж.

Танк вписался в свою же колею и прибавил скорость…

Дом был двухэтажный. Он прилепился к подножию скалы, нависшей глыбой над ним. Причём создавалось впечатление, что скала вот-вот рухнет. Дом был красный – стены из красного кирпича и красная черепица на крыше. Перед входом – широкое крыльцо, выложенное чёрной и белой плиткой в шахматном порядке. К дверям была приделана табличка: «Reginald Moters. Human Being» («Реджинальд Мотерс. Человек»).

– Я купил его в Амазонии за год до Войны, – прокомментировал Редж.

Они пересекли светлый просторный холл, поднялись по крутой скрипучей деревянной лестнице наверх. Здесь налево, сразу за раздвижной стеклянной дверью Алекс попал в шикарную студию звукозаписи, заполненную огромным количеством разнообразных микрофонов. Правда, на тёмном паркетном полу помещения почему-то лежали различной ёмкости пустые бутылки, как из-под фруктовых соков, так и из-под спиртных напитков, валялись порожние консервные банки, цветные пластмассовые кегли, рулоны скотча, стопка медных и стальных листов, бамбуковые палки, керамические вазы и ещё куча всяческих предметов, наводящих Алекса на мысль – что, чёрт побери, может означать это безумное сочетание? За стеклом, в аппаратной, располагался роскошный микшерский пульт.