Человек: 1. Теория большого надувательства

Сегодня же он очутился на огромном жёлтом поле, по грудь погрузившимся в колосья спелой пшеницы, идущим к манящей линии горизонта и радующимся жизни. Лёгкий тёплый ветерок приятно обдувал кожу, голубое небо было безоблачно, стрекотали

кузнечики, порхали пёстрые бабочки, где-то мычали коровы. Он шёл туда, где его ждала ОНА. Она стояла там, далеко, на краю поля, и махала ему рукой. Её изящный силуэт немного расплывался в туманной дымке марева, но Гаутама точно знал, что это именно она. Он подумал о том, что он ей скажет, когда они, наконец, встретятся. Какие слова он произнесёт, когда дотронется до неё. «Я ей скажу, здравствуй, любимая. Или нет. Лучше – здравствуй, солнышко. Нет. Лучше – здравствуй, радость моя.» Он шёл, раздвигая высокие хлебные стебли, и силуэт становился всё ближе и всё яснее. И вот уже можно было различить неброское её одеяние, её скромное платье. И вот уже можно было увидеть её лицо. Да, несомненно, это была она – Мона Лиза со своей загадочной улыбкой на устах. Она улыбалась ЕМУ. И этого было достаточно, чтобы стать счастливым. Потому что когда человек счастлив, он бессмертен. Она улыбалась ему, и у Гаутамы перехватило дыхание. Но он всё-таки нашёл в себе силы сказать: «Здравствуй, любимая, здравствуй, солнышко, здравствуй, радость моя» и протянул к ней руку.

Она улыбнулась ему во весь рот. И свет померк. Так как Гаутама с ужасом увидел, что половина зубов у неё отсутствует, а остальные – гнилые и чёрные. И изо рта на него повеяло жуткой смесью лука и перегара. А волосы у неё стали сальные и нечёсаные. Да и не Мона Лиза была это вовсе, а содержатель притона Оззик во всей своей красе, и что-то он ему кричал прямо в левое ухо.

«Господин! Господин!» – орал Оззик и тряс своими шершавыми кривыми пальцами Гаутаму за плечо. Гаутама поднял тяжёлые веки, увидел прыщавую морду Оззика, сказал ему со злостью: «Я же говорил тебе, каналья, чтобы ты не тревожил меня до рассвета». Оззик, весь съёжившись от вины и подобострастно сгорбившись, пытался оправдаться: «Да я бы ни за что, это всё они. Требуют вас, дерутся, чуть глаз мне не выбили. Я и так, и

эдак, а они – подай им вас живого или мёртвого, и всё тут». «Кто посмел?» – уже чисто машинально произнёс Гаутама, рывком поднялся с кушетки, стряхнул с камзола обслюнявленный окурок сигары и пепел, украдкой вынул динамики из ушей и ещё

мутными глазами уставился на Оззика. «Не назвались, какое-то срочное дело у них к вам. Сказали, если не разбужу вас, то разнесут моё заведение к чёртовой матери. Напористые такие. Всё норовили саблей меня проткнуть. А я что, я – законопослушный гражданин. Подати плачу исправно. Святую Церковь уважаю. От меня же вреда никакого», – ответствовал тот.

Собираясь с мыслями, Гаутама размял затёкшую правую руку, нахлобучил на голову шляпу с пером, сунул Оззику серебряную монету и спустился на первый этаж. «Кто это может быть?» – думал он, широко ступая по видавшей виды ковровой дорожке. Он подошёл к входной двери, отодвинул ржавый засов, в одну руку взял пошарпанный канделябр, освещающий прихожую, в другую – кинжал, ногой распахнул дверь и высунул голову наружу.

На улице было темно – хоть глаз выколи. Однако высокую фигуру в белом, стоящую у подножия крыльца, невозможно было не заметить. Гаутама спустился по ступенькам вниз и спросил:

– Чего надо?

– Убери нож, Алекс. Шварц в беде.

В высокой фигуре, освещённой колеблемым светом, Гаутама узнал Рокфильда. Лицо Изи было печально, он, не мигая, смотрел на Алекса, и было в его взгляде что-то погребальное, несмотря на пышный парик, массивные золотые украшения и сверкающую

камешками саблю.

– Как – в беде? – Гаутама усиленно соображал, где это они прокололись, одновременно

понимая, что дело совсем плохо, если Рокфильд, нарушая все правила конспирации, был вынужден сюда прийти.

– Он в Счастливой Башне. И через пару часов на Ратушной площади состоится казнь, – Изя говорил бесцветным голосом, словно про ерунду какую-то рассказывал, а не про

первостепенной важности событие. Однако такой уж он был по природе своей – Израэль Рокфильд, в прошлом один из самых богатых людей на земле, да и сейчас не бедствующий. – Его взяли утром. Я поздно узнал. Ничего не смог сделать. Я и денег давал, и подключил все свои связи. Но Его Преосвятейшество вцепился в Ролло мёртвой хваткой. Ты же в курсе, какая награда была обещана за голову Шварца. Теперь единственная возможность спасти его – это отбить его у них во время экзекуции. Придётся раскрыть карты, но другого выхода я просто не вижу. Нужно действовать быстро и решительно. У нас нет времени на тщательную подготовку. Поэтому с Центром связываться не будем, а будем импровизировать. Я всё беру на себя. А тебе придётся прикрыть меня, Алекс.

– Хорошо, – сухо сказал Гаутама и сразу же представил, как всё это будет выглядеть – двое против пятидесяти, а то и восьмидесяти человек. На первую прикидку затея была

безнадёжная. Смертельная была затея.

– Сейчас девять. У нас ещё есть полтора часа. Бери побольше оружия. Встретимся на площади. Всё, я пошёл.