Человек: 1. Теория большого надувательства

Разумные создания, не до конца понимающие, что такое разум. Хомо сапиенсы, готовые, как только им скажут «можно», сбросить маски и, уподобившись псам, вцепиться друг другу в глотки. Которые никак не хотели взять в толк, что никто не вечен под Луной, жизнь крайне коротка, так зачем же делать её ещё короче. Выжить можно было только сообща, уважая соседа, нужны были взаимопонимание и терпимость. Это же очень просто, очень разумно.

Но они выживали всегда за счёт себе подобных. Отправляя на бойню миллионы болванов, богатея на их смертях. Я увидел толпы солдат, спокойно идущих на поле боя. Вы же знаете, что сейчас погибните ради прихоти ваших правителей. Почему же вы не бросаете оружие и не возвращаетесь домой? Почему вам всем так нравилось подчиняться, выполняя чьи-то безумные приказы? Люди, вы так и не научились быть людьми!

Боже всемогущий! Ответь, есть ли справедливость на свете? Неужели эти кошмары были необходимы ради того, чтобы кучка переживших их поняла, наконец, элементарные вещи? Либо я всего лишь до сих пор нахожусь в наркотическом состоянии после операции, а на самом деле всё совершенно иначе? И мои ужасные подозрения относительно Майкла только подозрения, не более? А, может быть, высший разум использует мои глаза, моё сознание затем, чтобы разобраться с новым существом, ни с того, ни с сего появившимся в его владениях и претендующим на его место, со странным существом по имени ЧЕЛОВЕК? Мы ничего не знаем, только строим предположения, но мы узнаем истину в конце концов.

Я раздвинул высокие стебли травы и наткнулся на муравейник. Он жил своей независимой жизнью. Чёрные проворные муравьи бегали, суетились, тащили в жилище строительный материал, пищу – то, что им было нужно. Всё у них было правильно, всё продумано, упорядоченно. Они были, казалось, гораздо разумнее людей!

Я вдохнул аромат леса. Мы сделаем не хуже, мы сделаем лучше. Мы создадим общество, за которое не будет стыдно потомкам. Я уверен. Мы учтём ошибки прошлых поколений и построим цивилизацию разума. Я дойду до Конуса, докажу, что с этим телом и с этой головой можно добиться справедливости на земле. Сердце ровно стучало, кровь пульсировала, кислород вливался в лёгкие. Да, тело они мне дали превосходное, но не учли одну маленькую деталь. Забыли выполнить мою просьбу, убрать лишнее. На запястье, как и прежде, синела колючая четырёхрукая свастика – татуировка.

Конец второй части

Часть третья Жизнь

Бесконечны только две вещи: вселенная и человеческая глупость. Правда, насчёт вселенной я не вполне уверен!

Альберт Эйнштейн

1

Дурь у Оззика была первоклассная. Как и девочки. Но сегодня Гаутама девочку не заказывал. Сегодня он ограничился лишь дурью. Оззик скрутил ему косяк, по внешнему виду очень напоминающий большую дорогую сигару, и Гаутама, удобно устроившись на кушетке, окунулся во власть грёз. Он вставил в уши маленькие динамики, включил плэйер, хитро спрятанный в ножнах кинжала, выбрал любимый альбом любимой группы и начал вдыхать дурманящий аромат сигары.

Музыка «Финк Плой» и наркотик сочетались удивительно гармонично. Однажды отведав это блюдо, Гаутама не прекращал его вкушать снова и снова. Всё чаще и чаще его тянуло в мир возвышенный и прекрасный, поскольку суровая реальность разочаровывала достопочтенного синьора всё больше и больше. С первой затяжки и с первой ноты Гаутама уносился в сказочную страну, где не было ни насилия, ни нищеты, ни вопиющей

жестокости. Из первого крика ребёнка, из шума ласкового прибоя, из щебетания птиц возникала величественная вселенная, которая заполняла каждую клеточку сознания своим мощным торжественным движением, и не было никакого сомнения, что эта сила непобедима, и уходили прочь разочарования, и душа наполнялась теплом.

Под действием дури разум как бы каменел, напрочь забывалось прошлое и настоящее, и существовала только вечная музыка и ничего кроме музыки, поскольку глаза Гаутамы были закрыты и затуманены, и единственным источником информации, питающим в данную конкретную минуту его мозг, была льющаяся из наушников мелодия. Мысли ворочались вяло, каждый вновь возникающий звук воспринимался как высшее

достижение музыкального творчества, как вершина наслаждения, и не было этому наслаждению ни конца, ни края. Сознание, разомлев от удовольствия, порождало чудесные образы, лучше которых не было ничего на свете.

Порой Гаутама оказывался в бескрайнем подводном мире, видел себя медленно плывущим среди коралловых рифов, среди зарослей колышимых течением водорослей, среди рыб самой разной расцветки и формы. Порой он парил высоко в облаках, то

приближаясь к земле, то снова возносясь к солнцу, и птицы были его товарищами по полёту. Эти захватывающие приключения всегда сопровождались ощущением такого восторга, который Гаутама испытывал только в детстве.