Человек без истории

Вся проверка свелась к тому, что они банально убедились в их наличии, чуть приподняв. Ветер набрал силу, и оба пришли к выводу, что поднимать их у причала все же не стоит. Потом, в точном соответствии с наставлениями хозяина мастерских, запустили двигатель. Машина чихнула, но все же завелась, предварительно обдав их облаком черного дыма. Внутренняя конфигурация яхты была представлена каютой со столом для карт, по обе стороны которого стояли два дивана, туалетом, направо вниз от кокпита, и крошечной кухонькой, состоявшей из раковины и небольшой газовой плиты. За дверью располагался треугольный диван – большой, но заваленный объемными мешками с парусами да корабельной фурнитурой. Еще одна каюта, на корме, провоняла дизельным топливом и моторным маслом.

Заблаговременно припрятав немного награбленного, Фенимор купил Вито и Анри непромокаемые морские куртки, явно им великоватые, и мокасины на рифленой подошве, призванные не скользить по палубе, но совершенно новые и поэтому все равно скользившие. Пока яхта стояла у причала, Анри устроился за столом для карт и, в ожидании отплытия, чувствовал, что его уже одолевает морская болезнь, хотя качки еще не было и в помине. От одного запаха и мысли о долгом походе. Он просто не создан для моря. Сухопутный обитатель, только и всего. Весь опыт его судоходства сводился к недолгому пребыванию на борту швертбота класса «Оптимист» на небольшом озере неподалеку от Бельпра вместе с Антуаном. Однако воспоминания о нем никоим образом не добавляли ему уверенности и лишь ворошили в душе ностальгию по былой жизни.

Сниматься с якоря постановили с наступлением ночи – так решил Фенимор, сославшись на то, что «моряк никогда не выходит в море без порции рома». Ну и ладно.

Троица устроилась на террасе бистро, полюбившегося туристам самых разных национальностей. Бельгийский акцент официанта и мешанина иностранных языков за соседними столиками вносили в душу Анри успокоение, хотя до французской границы было всего километров пятьдесят. Полиция явно вышла на его след, но вскоре между ним и властями разверзнется пропасть в виде океана. Спутники, отправившиеся вместе с ним в это путешествие, теперь казались ему чуть ли не старыми друзьями. Он уже давно научился слушать Фенимора только вполуха и полюбил молчание Вито, под которое так хорошо отдыхалось.

– Где вы учились морскому делу? – спросил Анри.

– Мой дорогой друг, в течение непродолжительного времени я имел честь служить в военно-морском флоте. Коком, на сухопутном языке шеф-поваром. И не только наблюдал за маневрами, но и принимал в них участие. Но самое главное, сумел приобрести великолепное чувство равновесия. Чтобы начистить центнер картошки, когда на корабль то и дело накатывают волны, нужна надежная опора, уж поверьте мне на слово. Но самое интересное, что…

Договаривать он не стал, лишь широко открыл глаза, сделал глубокий вдох и напустил на себя спокойствие. Вито с Анри уже повернули головы и проследили за изумленным взглядом Фенимора. Вдали, на дамбе, виднелся тот самый человек. В габардиновом плаще и шляпе. Пока еще слишком далеко, чтобы узнать его наверняка, однако старомодный силуэт говорил за себя. Троица встала и возвратилась в порт, старательно избегая уличных фонарей, изливавших потоки света.

Они в полном молчании поднялись на борт. Анри отвязал перлинь и швартовые канаты – Фенимор, склонный к предрассудкам, запретил называть их «веревками», заявив, что надо говорить только «канат». Вито запустил двигатель, и посудина кормой вперед отошла от причала. Анри в самый последний момент прыгнул на форштевень и схватился за леер. Когда Фенимор встал за штурвал, «Аркебуза», попыхивая двигателем, покинула порт Остенде. В открытом море Анри помог ему поднять грот, а Вито тем временем развернул стаксель. Брезент медленно поднимался, полощась на ветру, но каждые тридцать сантиметров останавливался, цепляясь за трещины в мачте – тогда его приходилось опускать обратно, чуть поправлять и поднимать заново. Чтобы проделать этот маневр, понадобилось минут двадцать, однако Анри с удивлением заметил, что с фалами и шкотами Фенимор Маквей управлялся без особого труда и с таким видом, будто знал что делает. Когда паруса набрали ветра, он даже засвистел какой-то мотивчик. От этого неведомого ощущения губы Анри расплылись в улыбке. Бегство и адреналин взяли верх над тревогой и морской болезнью, ему казалось, он скорее летит, нежели скользит по воде.