– Да.
– Ваше предложение рассмотрено и отклонено. Предложите свою дочь.
– Оливию?! – Престейн сжал кулаки.
– Да. Оливию. Кстати, где она?
– Ты!.. – вскричал Престейн. – Подонок… мерзавец…
Ты смеешь…
– Вы предложите дочь за ПирЕ?
– Да, – едва слышно произнес Престейн.
Фойл повернулся к Дагенхему.
– Ваша очередь, мертвая голова.
– Если разговор пойдет таким образом… – возмущенно начал Дагенхем.
– Именно так он и пойдет, не сомневайтесь. Без милосердия, без снисхождения, без лицемерия. Что вы предлагаете?
– Славу. Мы не можем предложить денег или власти.
Можем предложить честь. Гулли Фойл – человек, спасший
Внутренние Планеты от уничтожения. Можем предложить безопасность. Ликвидируем ваше досье. Дадим уважаемое имя. Прославим навеки.
– Нет, – вмешалась неожиданно Джизбелла Мак Куин. –
Не соглашайся. Если хочешь быть спасителем, уничтожь секрет. Не давай ПирЕ никому.
– Что такое ПирЕ?
– Тихо! – рявкнул Дагенхем.
– Это термоядерное взрывчатое вещество, которое воспламеняется одной лишь мыслью… психокинезом, –
пояснила Джизбелла.
– Какой мыслью?
– Просто желанием взорвать его, направленным желанием. Этого достаточно, если ПирЕ не изолирован Инертсвинцовым изомером.
– Я же велел тебе молчать, – прорычал Дагенхем. – Это больше, чем идеализм.
– Ничего, нет больше идеализма.
– Секрет Фойла больше, – пробормотал Йанг-Йовил. –
ПирЕ сейчас сравнительно маловажен. – Он улыбнулся
Фойлу. – Секретарь Шеффилда подслушал часть вашей милой беседы в соборе. Нам известно, что вы джантировали в космосе.
Воцарилась внезапная тишина.
– Джантация в космосе! – воскликнул Дагенхем. – Невозможно! Ты знаешь, что говоришь.
– Знаю. Фойл доказал: это возможно. Он джантировал на шестьсот тысяч миль от крейсера ВС до останков «Номада». Как я сказал, это гораздо важнее, чем ПирЕ. По моему мнению, этим и следует заняться в первую очередь.
– Тут каждый говорит только о том, что он хочет, –
медленно произнесла Робин Уэднесбери. – Чего хочешь ты, Гулли Фойл?
– Спасибо тебе, – промолвил Фойл. – Я жажду понести наказание.
– Что?
– Хочу очищения, – продолжил он сдавленным голосом. Позорное клеймо стало проступать на его перебинтованном лице. – Хочу искупить содеянное, свести счеты.
Хочу освободиться от своего тяжкого креста… Эта боль раскалывает мне спину. Хочу вернуться в Жофре Мартель, хочу, чтобы мне сделали лоботомию, если я этого заслуживаю… И я хочу знать. Я хочу…
– Вы ищите спасения, – перебил Дагенхем. – Спасения нет.
– Я хочу освобождения!
– Исключено, – отрезал Йанг-Йовил. – Ваша голова слишком ценна, чтобы отдавать ее на лоботомию.
– Нам не до простых детских понятий – преступление…
наказание… – быстро вставил Дагенхем.
– Нет, – возразила Робин. – Должен быть грех, и должно быть прощение. Мы никогда не сможем преступить их.
– Нажива и убыток, грех и прощение, идеализм и практицизм… – горько улыбнулся Фойл. – Вы все так уверены, так прямодушны… А у меня лишь одни сомнения. Посмотрим, насколько вы действительно уверены…
Итак, отдадите Оливию? Мне – да, так? А закону? Она –
убийца.
Престейн попытался встать, но рухнул в кресло.
– Должно быть прощение, Робин? Ты простишь Оливию Престейн? Она убила твоих родных.
Робин смертельно побледнела.
– Вы, Йовил. У Внешних Спутников ПирЕ нет. Шеффилд признался в этом. Все равно будете испытывать его на них? Чтобы мое имя вспоминали рядом с именами
Линча и Бойкота?
Фойл повернулся к Джизбелле.
– Вернешься ты ради своего идеализма в Жофре Мартель отсиживать свой срок до конца? А вы, Дагенхем, откажетесь от нее? Спокойно отпустите в тюрьму?… Жизнь так проста, – иронично продолжал он. – И это решение так просто, не правда ли? Уважить права Престейна? Благополучие планет? Идеалы Джизбеллы? Реализм Дагенхема?
Совесть Робин? Нажмите на кнопку, робот дернется. Но ведь я-то не робот. Я выродок вселенной, мыслящее животное… Я пытаюсь разглядеть путь через эту трясину.
Возвратить ПирЕ миру. И пусть он себя губит. Обучить мир джантации в космосе. И пусть он себе величаво ступает от галактики к галактике, распространяя повсюду заразу своего уродливого образа жизни? Каков же ответ?
Робот-бармен внезапно швырнул миксер через всю комнату. В последовавшей тишине надсадно прозвучал голос Дагенхема: – Проклятье! Ваши куклы, Престейн, опять разладились от радиации.
– Ответ – «Да», – отчетливо произнес робот.
– Что? – ошарашенно спросил Фойл.
– Ответ на ваш вопрос – «Да».
– Спасибо, – сказал Фойл.
– Счастлив служить, – отозвался робот. – Человек в первую очередь – член общества, а уж потом индивидуум.
И независимо от того, обречет ли себя общество на уничтожение или нет, вы должны оставаться с ним.
– Совсем спятил, – раздраженно бросил Дагенхем. –
Выключите его, Престейн.
– Погодите, – остановил того Фойл, не сводя глаз с ослепительной улыбки, застывшей на металлическом лице робота. – Общество может быть таким тупым, таким бестолковым, таким запутавшимся… Ты свидетель нашего разговора.
– Верно, сэр, но вы должны учить, а не диктовать. Вы должны учить общество.
– Джантации в космосе? Зачем? Стоит ли нам рваться к звездам и галактикам? Ради чего?