Так или иначе, она сидит в моей квартире с одной (1) ванной и 1997,00 сдачи на холодильнике. Ух! Выбрасываю шесть долларов из окна и наслаждаюсь оставшимися 1991.
А она сидит там, в скромном черном вечернем платье, черных чулках и черных театральных туфельках. Гладкая кожа рдеет от смущения, как свежий бутон алой розы.
Красное к опасности. Дерзкое лицо напряжено от сознания того, что она делает. Проклятье, она мне нравится.
Мне нравится изящная линия ее ног, ее фигура, глаза, волосы, ее смелость, смущение. . румянец на щеках, пробивающийся, несмотря на отчаянное применение пудры.
Пудра... гадость. Я иду на кухню и для компенсации тру рубашку жженой пробкой.
– Ох-хо, – говорю. – Буду частлив знать, зачем твоя ходи-ходи моя берлога. Пардон, мисс, такая языка скоро уйдет.
– Я обманула мистера Люндгрена, – выпаливает она. –
Я сказала, что несу тебе важные бумаги.
– Entschuldigen Sie, bitte. Meine pidgin haben sich geandert. Sprachen Sie Deutsch11?
– Нет.
– Dann warte ich12.
Битница повернулась на каблучках и выплыла, зовя к объятиям. Я нагнал ее у лифта, сунул 101 доллар (превос-
11 Прошу меня извинить. Мой английский изменился. Вы говорите по-немецки?
(нем.). 12 Тогда я подожду (нем.).
ходная форма) и пожелал на испанском спокойной ночи.
Она ненавидела меня. Я сделал с ней гнусную вещь (нет прощения) и вернулся в квартиру, где обрел английский.
– Как тебя зовут?
– Я работаю у тебя три месяца, а ты не знаешь моего имени? В самом деле?
– Нет, и знать не желаю.
– Лиззи Чалмерс.
– Уходи, Лиззи Чалмерс.
– Так вот почему ты звал меня «мисс». Зачем ты побрил голову?
– Неприятности в Вене.
– Что ты имеешь в виду?
– Не твое дело. Что тебе здесь надо? Чего ты хочешь?
– Тебя, – говорит она, отчаянно краснея.
– Уходи, ради бога, уходи!
– Что есть у нее, чего не хватает мне? – потребовала
Лиззи Чалмерс. Затем ее лицо сморщилось. – Правильно?
Что. Есть. У. Нее. Чего. Не. Хватает. Мне. Да, правильно. Я
учусь в Бенингтоне, там грамматика хромает.
– То есть как это – учусь в Бенингтоне?
– Это колледж. Я думала, все знают.
– Но – учусь?
– Я на шестимесячной практике.
– Чем же ты занимаешься?
– Раньше экономикой. Теперь тобой. Сколько тебе лет?
– Сто девять тысяч восемьсот семьдесят два.
– Ну перестань. Сорок?
– Тридцать.
– Нет, в самом деле? – Она счастлива. – Значит, между нами всего десять лет разницы.
– Ты любишь меня, Лиззи?
– Я хочу, чтобы между нами что-то было.
– Неужели обязательно со мной?
– Я понимаю, это бесстыдно. – Она опустила глаза. –
Мне кажется, женщины всегда вешались тебе на шею.
– Не всегда.
– Ты что, святой? То есть... понимаю, я не головокружительно красива, но ведь и не уродлива.
– Ты прекрасна.
– Так неужели ты даже не коснешься меня?
– Я пытаюсь защитить тебя.
– Я сама смогу защититься, когда придет время.
– Время пришло, Лиззи.
– По крайней мере, мог бы оскорбить меня, как битницу перед лифтом.
– Подсматривала?
– Конечно. Не считаешь ли ты, что я буду сидеть сложа руки? Надо приглядывать за своим мужчиной.
– Твоим мужчиной?
– Так случается, – проговорила она тихо. – Я раньше не верила, но... Ты влюбляешься и каждый раз думаешь, что это настоящее и навсегда. А затем встречаешь кого-то, и это больше уже не вопрос любви. Просто ты знаешь, что он твой мужчина.
Она подняла глаза и посмотрела на меня. Фиолетовые глаза, полные юности, решимости и нежности, и все же старше, чем глаза двадцатилетней.. гораздо старше. Как я одинок – никогда не смея любить, ответить на дружбу, вынужденный жить с теми, кого ненавижу. Я мог провалиться в эти фиолетовые глаза.
– Хорошо, – сказал я. И посмотрел на часы. Час ночи.
Тихое время, спокойное время. Боже, сохрани мне английский.. Я снял пиджак и рубашку и показал спину, исполосованную шрамами. Лиззи ахнула.
– Самоистязание, – объяснил я. – За то, что позволил себе сдружиться с мужчиной. Это цена, которую заплатил я. Мне повезло. Теперь подожди.
Я пошел в спальню, где в правом ящике стола, в серебряной коробке, лежал стыд моего сердца. Я принес коробку в гостиную. Лиззи наблюдала за мной широко раскрытыми глазами.
– Пять лет назад меня полюбила девушка. Такая же, как ты. Я был одинок в то время, как и всегда. Вместо того, чтобы защитить ее от себя, я потворствовал своим желаниям. Я хочу показать тебе цену, которую заплатила она.
Это отвратительно, но я должен. .
Вспышка. Свет в доме ниже по улице погас и снова загорелся. Я прыгнул к окну. На пять долгих секунд погас свет в соседнем доме. Ко мне подошла Лиззи и взяла меня за руку. Она дрожала.
– Что это? Что случилось?
– Погоди, – сказал я.
Свет в квартире погас и снова загорелся.
– Они обнаружили меня, – выдохнул я.
– Они? Обнаружили?
– Засекли мои передачи уном.
– Чем?
– Указателем направления. А затем отключали электричество в домах во всем районе, здание за зданием.. пока передача не прекратилась. Теперь они знают, в каком я доме, но не знают квартиры.
Я надел рубашку и пиджак.
– Спокойной ночи, Лиззи. Хотел бы я поцеловать тебя.
Она обвила мою шею руками и стала целовать; вся тепло, вся бархат, вся для меня. Я попытался оттолкнуть ее.