Психиатры и психоаналитики всех направлений являются изоляционистами. Для них существует только личный анамнез, филогенетическое прошлое как бы «не существует». В случае, когда отягченный анамнез отсутствует, психиатры всегда ищут внешние причины, психоаналитики копаются в прошлом пациента, особенно в ранних сексуальных влечениях. Это в любом случае изоляционизм, изучение явления в «одной отдельной взятости»; в аналогиях присутствует широта, но отсутствует глубина; даже если клиническое мышление принимает во внимание хронологический фактор, это не векторное, а скалярное мышление; в нем присутствуют этажность, но динамика отсутствует; может присутствовать фактор семьи, но не рода, а тем более биологического вида, хотя сам факт, что эндогенные психозы встречаются только у представителей вида Homo sapiens sapiens, должен нацеливать на поиск видовых определенностей, детерминант, заложенных в филогенезе.
Правда, в последнее время звучат заявления, которые возвращают нас в очень передовой в смысле эволюционного подхода к природе психических заболеваний 1921 год, когда вышла «Медицинская психология» Э. Кречмера. Т. Кроу пишет о необходимости учитывать при изучении шизофрении эволюционное прошлое человечества (Crow T. J., 1995. P. 12–25).
«Среди психических заболеваний, относимых к большой психиатрии, – пишет известный психиатр М. И. Буянов, – наибольшее внимание привлекает к себе шизофрения – особая душевная болезнь, проявления которой самые разнообразные: тут могут быть и бред, и отсутствие тяги к общению, и катастрофическое снижение волевой активности. Как только не называли шизофрению, какие только метафоры не использовали! В частности, мышление больного шизофренией сравнивали с оркестром без дирижера, книгой с перепутанными страницами, машиной без бензина… Интерес к этой болезни вызван многими причинами. Во-первых, ее происхождение неизвестно, а то, что не изучено, всегда привлекает к себе особое внимание. Во-вторых, шизофрения – это идеальная модель для изучения общих закономерностей клиники и лечения всех других душевных расстройств. В-третьих, шизофрения, как многоликий Янус, как хитрый хамелеон, принимает каждый раз новое обличье» (Буянов, 1986. С. 42).
Цитируемая книга издана нашим современником в 1986 г. Судя по всему, он либо не знает, либо не хочет знать о превосходно обоснованной теории филогенетического происхождения шизофрении Э. Кречмера.
Термин «шизофрения», как известно, означает «расщепление психики». В последнее время психиатры склоняются к мнению, впервые высказанному еще в начале XX в. Крепелином, что т. н. «раннее слабоумие» тоже представляет собой шизофрению. «Вся беда заключается не столько в наличии шизофрении, – пишет М. Буянов, – сколько в том, что, пока ребенок болен, его мозг функционирует вполсилы, ребенок не усваивает необходимую информацию, он мало умеет, хотя временами знает много. Потом болезнь проходит, а признаки отставания в интеллектуальном развитии уже выходят на первый план. Поэтому некоторые из таких пациентов кажутся не больными, перенесшими приступ шизофрении, а умственно отсталыми, т. е. олигофренами. Это явление выдающийся советский детский психиатр Т. П. Симеон назвала «олигофреническим плюсом» (там же. С. 45).
Т. н. «ядерные симптомы шизофрении», т. е. критерии, позволяющие отличать ее от других заболеваний, являются, согласно образному выражению Т. Кроу, «чемпионами непонятности». К. Шнайдер в 1957 г. применил к их определению подход, который в лингвистике назвали бы «квантитативным». Он обобщил «первичные симптомы», внешние проявления, которые присутствуют в большинстве характеристик «шизофренического синдрома» у больных с таким диагнозом с целью выйти на вторичные, скрытые синдромы. Путем такого «квантования» удалось не более чем подтвердить справедливость названия «шизофрения», т. е. расщепление личности, а синдромы идут бесконечным перечислением.
Шизофрения настолько многолика, что обладает множественными «плюсами», своеобразными коэффициентами, которые позволяют ей «маскироваться» под другие психические заболевания. Очень интересно предположение о возможной связи шизофрении и эпилепсии, на которое наталкивают исследования В. Пенфилда, Г. Джаспера, Т. Эриксона (1949, 1958). В одной из их книг я наткнулся на крайне заинтриговавшую информацию о начале эпилептического припадка, о нейрофизиологии этого события. Оказывается, он не стартует до тех пор, пока возбуждение, начавшееся в одном полушарии, не перейдет на другое. Одно полушарие может «бушевать» как угодно, припадка не будет. Но как только возникает «раздражение или разряд энергии в извилинах противоположного полушария», тотчас начинаются судороги. Это «принцип», проявляющийся при всех видах эпилепсии (Пенфилд, Эриксон, 1949. С. 11). Т. о., эпилепсия предстает как «свое иное» шизофрении, как патология, связанная с дуальностью человеческой психики.