Полушария обмениваются информацией через скопление нервных волокон, называемое мозолистое тело.
Мозолистое тело является главной кортикальной комиссурой. Оно наличествует у всех млекопитающих, за исключением самых низших представителей класса. Плотность волокон, составляющих этот сгусток, одинакова у животных и человека, а вот их число чрезвычайно вариабельно. Общее число нервных волокон в мозолистом теле мозга человека достигает астрономической цифры 200–350 миллионов (Макаров, 2002. С. 222). Разница между человеком и животными, даже самыми умными, включая дельфинов и обезьян, не в два и более раз, а на порядок или даже два. Здесь мы видим качественный порог, тогда как по остальным критериям, заключенным в мозге, разница имеет количественное значение или отсутствует совсем.
Еще немного анатомии. Выше говорилось о том, что в последнее время морфологи пересматривают традиционные представления об архитектонике мозга, которые базировались раньше в основном на показателях специализации нейронов. Начиная с Лешли, начался пересмотр старых представлений, источником которых являлся лабораторный микроскоп.
Специалисты начали говорить о том, что самым «отчетливым признаком уровня развития животного» является «величина соотношения саггитальных сечений мозолистого тела», при том что плотность волокон, образующих мозолистое тело, «примерно равна у человека и животных (400 тысяч в 1 мкм сечения)». (Там же. С. 222.)
Немалую роль в пересмотре старых представлений сыграла психология, изучавшая поведение животных, а также этология. Практика, являющаяся, как известно, критерием истины, показала неистинность лабораторных классификаций. Сложность нейронов зачастую отражает не уровень интеллекта, а узкую специализацию клеток, совершенно не влияющую на интеллект. Наступило время следующих заявлений специалистов-мозговедов:
«Внутренняя структура неокортекса в целом является более единообразно построенной, чем предполагали раньше, и отличие в цитоархитектонике и функциях коры мозга отражает специфику организации связей» (там же. С. 224).
Или: «Антропогенетическая перестройка мозга касалась прежде всего обогащения и качественной реорганизации систем связей» (Войно, 1984. С. 113).
Уровень интеллекта определяется не специализацией нейронов, а их общим количеством и качеством связей. Процесс становления сознания человека – это прежде всего развитие системы связей на уже имеющейся клеточной базе.
Вновь встает вопрос: как подобное развитие могло осуществиться на базе обезьяньих мозгов? Ни одна обезьяна, включая антропоидов, которых, впрочем, не существовало в то время, когда начался антропогенез (следовательно, мы имеем право привлекать только низших обезьян), не имела достаточной клеточной базы для развития такой комиссуры, какую имеет человек. Это было бы все равно что к старой ЭВМ с объемом памяти 20 килобайт приделать интерфейс современного компьютера: ничего б не было.
Из всех животных, живших на планете к моменту начала антропогенеза, только дельфиниды имели «избыточный» мозг, потому что они имели два мозга, а не один. Для развития разума не хватало только мощной комиссуры, системы связей.
Заключение специалистов-неврологов, сделавших вывод о том, что в историческом плане, в плане реконструкции процесса становления сознания, надо говорить не о росте массы мозга, а о развитии связей на имевшейся клеточной базе, – это заключение полностью меняет подход к проблеме антропогенеза. До сих пор бытовал подход, который исходил из массы вещества и уровня специализации клеток. Прогресс в развитии мозга понимался как постепенное накопление нервных клеток по мере превращения обезьяны в человека и их специализации «мало-помалу». Оказывается, что это неправильный подход: необходимая масса серого вещества была набрана давно, еще до начала сапиентации, а что касается специализации нервных клеток, то это вообще не вопрос антропогенеза. Сапиентация – это развитие внутренней комиссуры мозга.
Следует предположить (судя по уровню развития мозолистого тела современных дельфинов и человека; у дельфинов оно очень мало развито), что главное