Человек, Бог и бессмертие. Размышления о развитии человечества

Летом после сражения при Ландене, самого кровопролитного сражения XVII века в Европе, земля, пропитанная кровью 20 тыс. убитых, распустилась миллионами маков, и путешественнику, проезжавшему по этому огромному алому полю, могло показаться, что земля действительно отдала своих мертвецов. В Афинах великое поминовение усопших приходится на весну, примерно на середину марта, когда распускаются ранние цветы. Считалось, что тогда мертвецы встают из могил и ходят по улицам, тщетно пытаясь проникнуть в храмы и жилища, которые отгораживались от этих беспокойных духов веревками, облепихой и смолой. Название праздника, согласно наиболее очевидному и естественному толкованию, означает «праздник цветов», и это название вполне соответствовало бы сути церемоний, если бы в это время действительно считалось, что несчастные призраки выползают из тесного гроба с раскрывающимися цветами. Поэтому, возможно, есть доля истины во взглядах Ренана, который видел в поклонении Адонису мечтательно-сладострастный культ смерти, представляемой не в качестве властелина темных сид, а коварного чародея, который заманивает к себе жертву и убаюкивает ее вечным сном. Бесконечное очарование природы Ливана, считал он, располагает к религиозным эмоциям чувственного, визионерского рода, неопределенно витающим между болью и наслаждением, между дремотой и слезами. Было бы, разумеется, ошибкой приписывать сирийским крестьянам поклонение такому чисто абстрактному понятию, как смерть вообще. Но, возможно, в их простодушном сознании мысль об оживающем духе растительности сочеталась с вполне конкретным представлением о призраках умерших, которые оживают в весенние дни вместе с ранними цветами, нежной зеленью злаков и многоцветьем деревьев. Таким образом, их представления о смерти и воскресении природы были окрашены их представлениями о смерти и воскресении человека, их личными горестями, надеждами и страхами. Не приходится сомневаться, что и ренановская теория Адониса была окрашена яркими воспоминаниями, воспоминаниями о смертной дремоте, которая застилала его глаза на склонах Ливана, воспоминаниями о сестре, которая спит в стране Адониса, чтобы никогда больше не проснуться вместе с анемонами и розами.

CLXVII. Смертность богов

На ранней стадии своего интеллектуального развития человек считает себя от природы бессмертным и воображает, что если бы не злые промыслы колдунов, преждевременно обрывающих жизненную нить, то он жил бы вечно. Эта иллюзия, столь лестная для человеческих желаний и надежд, бытует среди многих диких племен и по сей день, и можно предположить, что она была широко распространена в эпоху магии, которая, судя по всему, повсеместно предшествовала эпохе религии. Но со временем печальная истина открылась первобытным мыслителям с силой, которой не могли противостоять никакие предрассудки и никакая софистика. Среди множества влияний, которые в совокупности заставили его неохотно согласиться с неизбежностью смерти, следует назвать и растущее влияние религии, которая, разоблачая тщету магии и всех построенных на ней чрезмерных притязаний, постепенно приземляла гордое и вызывающее отношение человека к природе и приучала его верить, что во вселенной есть тайны, что его слабому интеллекту не постичь, и силы, с которыми его ничтожным рукам не совладать. Так он все больше и больше учился смиряться перед неизбежным и утешать себя в земной жизни надеждой на вечное блаженство в будущем. Но если он неохотно признавал существование существ одновременно сверхчеловеческих и сверхъестественных, то еще не подозревал о ширине и глубине пропасти, отделявшей его от них. Боги, которыми его воображение теперь наполняло тьму неведомого, действительно признавались им выше его самого по знанию и могуществу, по радостному великолепию жизни и ее продолжительности. Но, хотя он и не знал этого, эти великие и ужасные существа были лишь, подобно Броккенскому призраку, отражениями его собственной ничтожной личности, преувеличенной до гигантских размеров расстоянием, туманами и облаками невежества, на которые они отбрасывались. Человек, по сути, создавал богов по своему подобию и, будучи сам смертным, естественно, предполагал, что его создания находятся в таком же печальном положении.

CLXVIII. Уничтожение бога-человека