Человек, Бог и бессмертие. Размышления о развитии человечества

С другой стороны, есть и те, кто смотрит на человеческую природу иначе и находит в рассуждениях о ней источник не гордости, а смирения. Они напоминают нам, как слаб и невежественен человек, как коротка и хрупка его жизнь, как немощны его дерзновения, как ослеплен он знанием, как подвержен он боли и страданиям, болезням, терзающим тело и разрушающим разум. Они напоминают, что если немногочисленные годы жизни человека не проходят в праздности и пороке, то они в большинстве своем проходят в постоянном круговороте унылых мелочей, в удовлетворении чисто животных потребностей, в еде, питье и сне. Если посмотреть на историю человечества в целом, то она окажется запятнанной глупостью и преступлениями, крушением веры, безрассудными амбициями, необдуманной агрессией, несправедливостью, жестокостью и похотью, и лишь изредка озаряется мягким сиянием мудрости и добродетели. А когда они обращают свой взор от самого человека к тому месту, которое он занимает во Вселенной, как их ошеломляет ощущение его ничтожности! Они видят, как Земля, населенная человечеством, уменьшается до крохи в невообразимой бесконечности пространства, а краткий срок его существования сжимается до мгновения в немыслимой бесконечности времени. И спрашивают: неужели столь ничтожное и слабое существо может претендовать на вечную жизнь, на то, чтобы пережить не только нынешнюю звездную систему, но и все остальные, которые, когда Земля, Солнце и звезды рассыплются в прах, будут построены на их руинах в далеком будущем? Это не так, этого не может быть. Это утверждение не что иное, как результат завышенной самооценки, раздутого тщеславия; это утверждение мотылька, тлеющего в пламени свечи, что он переживет солнце, утверждение червяка, что он переживет землю, в которую он зарылся. Те, кто придерживается такого взгляда на ничтожность и преходящесть человека по сравнению с необъятностью и постоянством вселенной, не находят в верованиях дикарей особых оснований, чтобы изменить свое мнение. В дикарских представлениях о душе и ее судьбе они видят не более чем порождение детского невежества, галлюцинацию, бред сумасшедшего или даже умышленное мошенничество. Они отвергают все эти измышления как набор надуманных фантазий и лжи, недостойных серьезного внимания рационального ума; и говорят, что если подобные измышления и не опровергают веру в бессмертие (и, впрочем, и не могут опровергнуть), то, по крайней мере, придают ее высокопарным притязаниям атмосферу смехотворной нелепости.

Таковы два противоположных взгляда, которые, как я полагаю, можно иметь в виду в отношении представлений дикарей о сохранении нашей сознательной личности после смерти. Мы не склонны высказываться в поддержку той или другой точки зрения и предоставляем читателю делать свои собственные выводы.

CLXXIV. Предположение о существовании внешнего мира [124]

Человеческий разум отказывается принимать на веру чувственное восприятие. Инстинктивный, непреодолимый импульс побуждает его искать нечто запредельное, нечто, что он считает более реальным и неизменным, чем изменчивая фантасмагория этого чувственного мира. Этот поиск не свойствен одним только философам, но в той или иной степени присущ всем людям, рожденным на свет. Возьмем, к примеру, пахаря. Он просыпается с петухами и готовится приступить к привычной работе. Он видит, как жена разжигает огонь в доме и готовит завтрак, как дети в ожидании собираются за столом, слышит потрескивание огня в очаге, мычание коров, отдаленное блеяние овец и лай собак. Видя и слыша все это, наш пахарь более или менее явно представляет себе виды, ожидающие его в поле и на пути к нему. Вот деревенская церковь и церковный двор с его почтенными тисами и травянистыми курганами, дремлющими в лучах утреннего солнца. Вот поворот дороги, а за ним излучина реки и далекие синие холмы. Калитка ведет в поле, где ему предстоит трудиться до вечера, ступая за плугом, запряженным терпеливыми лошадьми, вверх и вниз по длинным бороздам взрыхленной бурой земли. Он не размышляет об этих вещах, но и не сомневается в их реальности. Он предполагает, что они существуют где-то вне и независимо от него, что другие глаза увидят старые знакомые сцены и другие уши услышат старые знакомые звуки, когда его собственные навсегда останутся в земле церковного двора.