Оказавшись в море сомнений и неопределенности, утратив уверенность в себе и своих силах, наш первобытный философ, должно быть, пребывал в глубоком недоумении и волнении, пока не обрел новую гавань. Он обрел новую систему веры и практики, которая, казалось, предлагала решение мучивших его сомнений и решение проблемы суверенитета над природой, от которого он успел было отказаться. Если планета продолжает свой путь без помощи его и его собратьев, то это, несомненно, связано с тем, что существуют другие существа, подобные ему, но гораздо более сильные, которые, сами того не замечая, направляют ход истории и вызывают все те разнообразные события, которые, как он до сих пор считал, зависели от его собственных магических действий. Именно эти существа, как он теперь полагал, а не он сам, заставляли ветер дуть, молнию сверкать и греметь гром, ограничивали беспокойное море берегами, чтобы оно не могло разгуляться, заставляли звезды сиять, давали пищу птицам и диким зверям. Они повелели земле приносить плоды в изобилии, крутым холмам – покрываться лесами, бурлящим ручьям – обтачивать камни, пастбищам – зеленеть у тихих озер; они вдыхали жизнь в человека или, наоборот, подвергали его гибели от голода, недугов и войны. К этим могущественным существам, чей промысел человек теперь прослеживал во всем великолепии и разнообразии природы, он стал обращаться, признавая свою зависимость от их невидимой воли и умоляя их по милости их снабдить его всеми благами, защитить его от опасностей, которыми со всех сторон он был окружен, и, наконец, перенести его бессмертный дух, освобожденный от бремени тела, в некий более счастливый мир, чуждый боли и печали, где он мог бы навечно упокоиться вместе с душами добрых людей в радости и счастье.
Можно предположить, что именно этим или подобным образом лучшие умы человечества совершили переход от магии к религии. Однако этот переход едва ли проходил быстро и безболезненно; наоборот, он потребовал достаточно долгого времени. Ведь осознание человеком своей неспособности влиять на бытие природы в масштабах планеты должно было происходить постепенно; он не мог в один момент лишиться всего своего воображаемого могущества. Шаг за шагом он принужден был отступать от своей прежней позиции; пядь за пядью уступать землю, которую когда-то считал своей. Ветер, дождь, солнечный свет, гром – он признавал себя неспособным распоряжаться ими по своему усмотрению; и по мере того как одни за другим явления природы выходили из-под его власти, а весь мир, который раньше казался царством человека, не превратился в его тюрьму, человек все глубже проникался чувством собственной беспомощности и все больше преклонялся перед могуществом невидимых существ, которыми он считал себя окруженным. Таким образом, религия, зародившись как частичное признание превосходства некоторых сил над человеком, через определенное время трансформировалась в исповедание полной и абсолютной зависимости человека от божественного; прежняя свобода воли человека сменяется покорностью перед таинственными невидимыми силами, а его высшей добродетелью становится подчинение их воле: In la sua volontade è nostra pace. Но это укоренение религиозного чувства, это подчинение божественной воле во всем, затрагивает только те умы, которые обладают необходимой для этого широтой, достаточной для того, чтобы постичь необъятность Вселенной и ничтожность человека. Скудные умы неспособны постичь великих идей; в их узком понимании нет ничего по-настоящему большого и важного, кроме них самих. Подобные люди с трудом воспринимают религию. Они, правда, существуют во внешнем соответствии с ее заповедями и догматами, но в душе держатся за свои старые магические суеверия, которые можно отрицать и запрещать, но которые не могут быть искоренены религией, пока они глубоко укоренены в умах подавляющего большинства.
C. Зависимость веры в магию от климата[97]