Читаем Человек дождя полностью

      Немного спустя, мы торжественно вошли в зал. Впереди я, чуть с сади и в стороне - Лилия. У Дива чуть не отвисла челюсть. Он поспешно вскочил и чуть ли не бегом подошел к пигалице и предложил ей руку, что бы проводить к столу. Вот, вот, наследницу императора ни в грош не ставит, а ещё брат называется. Я про себя улыбнулась. Сюрприз удался. Дело в том, чуть более двух лет назад я была увлечена одним мальчиком. Он мне нравился и Див сделал все возможное, что бы мы почаще могли видеться и иногда даже ненадолго оставаться наедине. А потом мальчик с родителями уехал в свое имение и больше я его не видела, а мама сказала, что когда придет настоящая любовь, то я все пойму сама...


      Первый кубок поднял граф Фальконе и произнес длинный и запутанный тост, в котором пожелал здоровья императору, его жене, его детям и выразил свою признательность за спасение его дочери. Див, по примеру храмовых воинов мамы пил только воду или сок, а мне вполне на всю оставшуюся жизнь хватило тех "ароматов", что я надышалась от сэра Растера, который , кстати провозгласил меня дамой своего сердца и даже несколько раз дрался на копьях. А все по тому, что папа специально для сэра Растера научил меня создавать его самый любимый сорт вина. Потом Диву вручили золотые шпоры. Видели бы вы его самодовольно - глупый вид. А пигалица между прочим сидела рядом с ним и не сводила с него взгляда. А когда Див поворачивался к ней или обращался, то она краснела и смущалась. Неужели и я так глупо выглядела пару лет назад?


      Пир шел своим чередом, уже зажгли свечи. Все шумели, смеялись, разговаривали. Граф рассказывал мне о своих храбрых предках и своем участии в нескольких сражениях с варварами, о различных случаях на охоте. С каждым новым кубком убитые им кабаны и медведи становились больше и больше, и, выждав момент, я стала расспрашивать его об этих странных пятнах, что перекрыли дорогу к его ближайшим соседям. Див в это время во всю общался с Лилией, и им никто больше не был нужен...

      Кода было уже достаточно поздно, мы втроем встали из за стола и откланившись, отправились в свои комнаты. Прежде, чем войти к себе, я успела шепнуть Диву: - На рассвете. В знак согласия он кивнул головой....



9.


      - Ну, что, Лилия в твоей постели?

      - Да, спит как мышка.

       - Крестик надел?

      - А как же.

      - Снять с тебя пыталась?

       - Сама нет, а меня просила, якобы он ей мешает меня целовать.

       - Что то священник задерживается.

      - Сейчас придет, делай скидку на возраст. А ты уверена, что графа не надо позвать? А если мы ошиблись?

      - Вряд ли, ты встречал хоть раз в жизни деревенских детей, которые боятся лошадей, а лошади в свою очередь боятся их. А конь боялся её и трясся, вспомни, как тебе пришлось его успокаивать.

      - Так, что , оборотень?

       - Не знаю, не знаю, может быть процесс превращения ещё не завершился и мы сможем ей помочь...

      - А вот и священник.


      Тяжело отдуваясь святой отец поднялся на второй этаж и остановился возле комнаты Дива. В одной руке у него была библия, в другой сосуд со святой водой. Перекрестившись, он решительно открыл дверь и вошел, вслед за ним вошли и мы. Лилия безмятежно спала на постели Дика, золотистые волосы рассыпаны по подушке, а поверх ночной сорочки был виден нательный крест, который ей сонной надел на шею Див.

       - На счет три? - спросил Див, я утвердительно кивнула головой. Одновременно мы прижали руки Лилии к постели, а священник стал окроплять ей святой водой и читать над ней молитву.


      Лилия дернулась, открыла глаза, попыталась привстать. Крестик скользнул в вырез её сорочки и коснулся тела. Раздался душераздирающий вой. Мы были к этому готовы, а вот священник немного перепугался, но молиться не переставал и по прежнему окроплял её святой водой. Лилия стала дергаться сильнее, её тело то покрывалось рыжей шерстью, то на руках вырастали когти, то изменялось лицо и превращалось в морду какого то зверя, то превращалось опять в девичье. С обнаженным мечом примчался граф, но так и застыл в дверях, не в силах ни войти, ни произнести хоть какое то слово. Он как истукан уставился на Лилию, а с той творилось по прежнему что то неладное. Хотя превращения в зверя и замедлились, но по прежнему продолжались. Сколько прошло времени, я не знаю, но уже рассвело. Священник несколько раз посылал за святой водой. Лилия по существу плавала в ней. Молитвы не прекращались ни на минуту. Когда священник замолкал, её продолжал Див, или я. Дыхание пигалицы стало частым, частым, прерывистым, наконец она вздохнула и затихла. Прочитав ещё несколько молитв, и окропив её несколько раз святой водой, священник устало присел на край кровати.


      - Успели,- проговорил Див.

      - Процесс не стал необратимым. - Тебе повезло, - сказала я,- что твоя девчонка не превратилась в оборотня или в кого похлеще.

       - Она не моя,- огрызнулся Див.

      - Ну, да, она моя и по этому спит в твоей постели.

      - Ох и язва ты сестренка.

      - Что это было?- через силу спросил граф.

      - Теперь все нормально сэр Фальконе, ваша дочь осталась человеком, а не превратилась в чудовище. Благодарите Дива за это.

       - Но как, почему?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное