Читаем Человек дождя полностью

      Мерный топот копыт, легкая трусца, птички над головой.... Все располагало к приятной и беспечной поездке. Я лениво осматривал окрестности, а моя память цепко схватывала картинку - вот здесь можно разместить лучников, а здесь встанет пехота, что остановит конницу, а здесь наступающим во фланг вдарит моя конница. Откуда у меня именно такое видение местности? Внезапно я почувствовал что то инородное в окружении. Глаза выделили развалины, судя по всему, очень старые, многотонные блоки, из которых когда то были сделаны стены потрескались, некоторые рассыпались. Толкнув коня, я направился их осмотреть. Старая крепость стояла на небольшом пригорке, хотя когда то это может быть была высокая гора. Тут и там валялись обломки крепостной стены, но странно, место в центре было абсолютно чистым. У меня складывалось впечатление, что здесь были только стены, а в нутрии крепости ничего не было. Я спешился, все равно торопиться некуда и ведя в поводу своего коня, между обломками стал пробираться к пустому месту.


      - Если доблестный и без сомнения храбрый рыцарь даст старой женщине монетку, то она расскажет ему о страшной тайне замка Сюр,- услышал я скрипучий и противный голос.

       Из за обломка стены вышла старуха, одетая в лохмотья и протягивала ко мне руку за подаянием. Не глядя я сунул руку в кошель и кинул ей золотой империал.

      -Держите, леди и купите себе что нибудь по приличнее, чем эти лохмотья.

       - Как давно ко мне никто так не обращался,- прошамкала старуха. А не будет у доблестного рыцаря с собой глоточка вина, что бы старая женщина могла промочить себе горло?


       - Доблестный рыцарь (ничего, что это я о себе так скромненько, без пафоса), является храмовым воином Великой и пьет только воду.

       - Какая жалость, а не найдется у храмового воина немного поесть?

      - Найдется,- и я повернулся к седельной сумке, что бы сотворить несколько кусков мяса и сыра. В то же самое мгновение Огонек буквально прожег мою одежду вспышкой жара. Еще не соображая, я машинально вырвал его из за спины, развернулся и рубанул крест на крест перед собой. Раздался крик боли, отчаяния и ненависти.


      Передо мной стояла молодая, красивая женщина, лицо которой портили огромные клыки с верху и низу её рта, а на руках вместо ногтей торчали огромные когти. И судя по всему очень острые. Из крестообразного разреза на обнаженной груди обильно вытекала голубая жидкость, на которую эта красотка смотрела с большим удивлением.

      - Как ты смог, я же бессмертна, меня нельзя убить смертному...

      - Все в мире течет, все изменяется, пришел и твой срок. Кто ты, красотка?


      - Я,- она упала на землю,- Сцилла. Мы населяли этот мир до прихода богов и людей и мы правили им ещё долго после их прихода. Человеческое мясо такое вкусное, сладкое...

       Её голос затихал, огромные глаза с вертикальными зрачками (а я только сейчас это заметил) медленно затягивались серой пленкой. По мере того как жизнь в ней угасала, растворялись обломки стен, осколки блоков, под ногами была обыкновенная земля и ни что не напоминало, что ещё недавно здесь стояли развалины какой то крепости. С телом Сциллы то же происходило что то странное, оно быстро старело, покрывалось морщинами, струпьями и в конце концов рассыпалось в прах. Но больше всего меня поразили её последние слова:

       - Я теперь знаю кто ты. Император, ты обречен... Дальше она ничего не успела сказать...


      - Велла, - я мысленно обратился к Богине,- а кто такая или такие Сциллы?

       Мгновение, яркая вспышка и я уже внутри священного огня Великой, а она стоит рядом и в руках у неё, я не поверил, молнии, которые она готовилась метнуть в противника.

       - Успокойся дорогая, я зарубил её Огоньком и она превратилась в прах, а кровь или что там у неё вместо неё - голубого цвета.

      - Сциллы,- это перводухи этого мира, они могут принимать любой облик, но только старика или старухи. Я думала, что их уже всех извели. Со времен последней битвы о них ничего не было слышно. Расскажи-ка мне все по подробнее.


      Я подробно описал Велле свою встречу со Сциллой.

       - Я так и знала, у него через пару дней свадьба, а он пялится на обнаженную грудь другой. Все вы мужики такие. И чего тебя понесло сюда?

      - Я хотел посмотреть, как устроились на новом месте те деревни, что мы спасли от камнепада. Все равно в замке мне делать нечего.

       - Ну так и езжай к этим деревням и нечего шляться по развалинам. Громко фыркнув она и священный круг исчезли....

      Я вновь неторопливо трясся в седле, уже внимательно осматривая окрестности, но ничего примечательного мне не попадалось. Ближе к вечеру я добрался до деревень и храма Великой. На пороге храма меня ждал настоятель:

      - Бассейн готов, вода подогрета, ужин ждет вас на кухне, а потом пожалуйте ко мне на беседу...


      Уже сидя в комнате настоятеля, я поинтересовался,

       - Как люди отнеслись к тому, что их деревни перенесли на новое место?

       - Как к милости Великой, иначе поток все бы снес и от деревень ничего не осталось бы.

      Затем настал мой черед рассказывать о нашей поездке за стену... Я видел, что настоятеля что то волнует, и он очень невнимательно слушает меня.

       - Что то случилось?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное