Человек-эхо

Кара тянется через Ноя и открывает бардачок, находит два овсяных печенья, припасенных некогда для детей. Она не помнит, как давно они здесь лежат, но передает одно Дикину, и он вскрывает обертку. Кара надкусывает свое, наслаждаясь приторной сладостью.

— Ты никогда не думал — смог бы ты кого-нибудь убить?

Слова вылетают, прежде чем она успевает как следует подумать. Кара бросает встревоженный взгляд на Ноя, но он смотрит на нее без осуждения. Откусывает еще от печенья и задумчиво жует.

— Хотелось бы мне думать, что не смог бы… Но если припрет, то, пожалуй, да. Если моей жизни будет угрожать опасность — что-то типа того.

— Значит, в этом твоя граница? Если кто-то покусится на твою жизнь?

— Или жизнь того, кого я люблю.

Кара задумывается, кто бы это мог быть для Ноя.

— А приходилось, когда ты работал в СО‑10? — спрашивает она.

— Что именно? Убивать? — уточняет Дикин. Она кивает. — Нет. Обычно это меня били. И раз ножом получил.

— В самом деле?

— Угу, вот сюда.

Ной снимает плащ — дождевик Ру — и бросает его на заднее сиденье, после чего задирает рубашку. Кара всматривается в маленький зазубренный шрам, сбегающий по боку живота и исчезающий за линией темных волос над поясом джинсов. Очень быстро отводит взгляд.

— Больно было?

— Не очень. — Он ухмыляется, заправляет на место рубашку. — Ну а ты? Кого бы ты убила?

Кара думает про свою семью.

— Я убила бы этого типа, — произносит она, почти шепотом. — За то, что он сделал с Либби. А еще с Миа и Гриффином.

— Как именно?

— Как именно?

О таком Кара как-то не задумывалась. Захочет ли она причинить боль? Захочет ли, чтобы этот тип страдал?

— Наверное, как-нибудь быстро, — бормочет она. — Пуля. Яд. Пластиковый пакет на голову. Что-то вроде этого.

— А смогла бы? — не отстает Дикин. — Если б кто-нибудь дал тебе ствол? Смогла бы ты спустить курок? — Пауза. — И насколько ты доверяешь Гриффину?

— Нату? Целиком и полностью, — не задумываясь, отвечает Кара.

Ной качает головой:

— Да я не в этом смысле. Если перед ним вдруг окажется тот, который убил его жену, — ты уверена, что он не убьет его? Мы оба видели, что этот тип сделал с Миа — и с ним самим. Вряд ли стоит рассчитывать, что такой человек, как твой брат, не попытается отплатить той же монетой тому, кто изнасиловал и убил его жену.

Кара жует губу.

— Можешь ты искренне сказать, что на месте Гриффина просто арестовала бы этого типа? И умыла руки? Если б у тебя была власть в этих твоих очень немаленьких руках? Ты сама все знаешь, Кара. Он легко убил бы, даже не задумываясь.

Кара собирается вступиться за брата, но понимает, что Ной прав. У Гриффина буйный нрав и соответствующие бицепсы. Много не потребовалось бы — несколько хорошо нацеленных ударов, и игра будет закончена. Равно как карьера Гриффина, да и вся его жизнь.

— Я этого никогда не допущу, — произносит она наконец.

Дикин вроде как верит ей на слово. Или пусть даже и не верит, но тактично не развивает эту тему. Смотрит на последний кусочек печенья у себя в руке.

— По-моему, этому печеньицу давно каюк, Кара. — Он смотрит на нее с едва заметной улыбкой. — Так вот какой у тебя план? Прикончить меня при помощи просроченных кондитерских изделий?

Звонит ее телефон, перебивая их разговор, и она видит на экране номер Марша. Отвечает на звонок, а Дикин, пожав плечами, доедает последний кусочек.

— Где ты, Эллиотт?

— Возвращаюсь в отдел, шеф.

— Как приедешь — сразу ко мне. Немедленно.

Без всяких вежливых слов он отключается. Кара с упавшим сердцем смотрит на умолкнувший телефон.

— Марш хочет срочно меня видеть.

— Вряд ли по какому-то хорошему поводу, — замечает Дикин.

— Это уж точно, — отзывается она. — Ничем хорошим тут и не пахнет.

* * *

Ее предчувствия полностью подтверждаются, когда она видит лицо старшего детектива-суперинтенданта.

— Садись, — приказывает он. — На какой мы стадии?

Каре не нужно уточнять, что он имеет в виду, и она педантично дает краткие пояснения по каждой зацепке, которой они следуют, по каждой улике. Это не занимает много времени.

— Так что, короче говоря, ничего у тебя нет — кроме кода, который никто не может расшифровать, отпечатков подошв кедов самой распространенной марки, папки с личным делом девяносто шестого года, которую ты все не можешь найти, клочка какой-то зелени с болота и горы трупов, громоздящейся в морге.

— Мы отсмотрели все записи с камер до последней секунды, изучили биоматериал, отпечатки пальцев. Но ничего не выплыло. Ловкости ему не занимать, шеф. При изнасилованиях он, должно быть, пользуется презервативами. Знает расположение камер, знает, как не оставлять любых криминалистических следов, с которыми можно работать.

— Как будто я этого не знаю, — бурчит Марш. — Ты видела мой бюджет? — Ответа не ждет. — На меня давят, старший детектив-инспектор Эллиотт! Вопросы задают с самого верха. По поводу тебя. По поводу компетентности моего старшего детектива-инспектора, возглавляющего расследование этого дела.

Кара чувствует, как в животе что-то сжимается.