Углубляющееся обострение противоречий между человеком и природой во второй половине XIX в. вело к тому, что романтизм в западной философии стал сменяться пессимизмом. В противовес гегелевскому оптимизму с его диалектическим восхождением от низшего к высшему пессимист Э. Гартман называл органическую эволюцию вырождением и животное царство в целом паразитом растительного (хотя и с оговорками).
Интересна реакция на гегелевскую философию А. Бергсона, в соответствии со взглядами которого единство не утверждается в процессе развития, а наоборот, разрушается. Бергсон отрицал возможность взаимного приспособления частей в процессе их развития и считал, что гармония бывает полной только вначале и происходит из первоначального тождества. Данное положение соотносится с общей гносеологией А. Бергсона, согласно которой подлинное знание достигается не наукой, а погружением в жизнь, развитием в человеке того, что тождественно жизни как предшествующему этапу становления человеческого сознания. По А. Бергсону, имеются два движущихся в противоположных направлениях взаимопроникающих друг в друга потока — жизненный и материальный, и жизнь не что иное, как творческое преобразование материи через компромисс с ней, который выражается в становлении организма. Если бы Бергсон дожил до экологического кризиса, то, исходя из своей концепции, объяснил бы его легко: интеллект приспособлен лишь для изменения мира, но изменение без внутреннего постижения жизни чревато катастрофой.
В своей преобразовательной эйфории западный мир остался глух и к пессимизму Э. Гартмана и к соображениям А. Бергсона. Преобразовательные тенденции нарастали, достигнув наивысшего выражения в философии Ф. Ницше, представившего волю к власти в качестве фундаментального принципа жизни, которому подчинены и познание, и практика.
«Добиться власти над природой и для сего известной власти над собой», — так представлял себе цель развития человечества Ницше. По существу, эта программа и реализовалась в западном мире. Заслуга Ницше в том, что он ясно выразил противостояние человека и природы, которое имело место и до него.
Воля к власти выступает как следствие обособления человека от природы и себе подобных, от породившей его целостности. Обособившийся человек пытается познать и преобразовать целое с помощью редукционистских и экспансионистских методов. Воля к власти — способ борьбы обособившегося от природной среды и собственной природы человека.
Ф. Ницше, а также З. Фрейд много сделали для анализа подсознания человека и идущих от него скрытых мотивов деятельности. Благодаря их исследованиям стало яснее видно, что одна из причин нынешнего экологического кризиса заключается в стремлении человека к власти над природой. Человек разрушает мир идеально в процессе познания, а затем материально в процессе преобразования. Вряд ли справедливо представлять страсть к разрушению и стремление к власти в качестве основополагающих особенностей природы человека, но несомненно, что они в большой степени присущи западной цивилизации и выходят на первый план в эпоху перерастания капитализма в империализм. Стремление к власти над природой ведет к экологическому кризису именно потому, что природа (о чем забывают в преобразовательной эйфории) есть порождающее человека начало и разрушение ее подрывает основу существования общества. Не случайно слово «природа» в русском языке сокоренно словам род, отрок, отрада, радость и представляет собой выраженное даже этимологически условие счастья человека.
Сделаем небольшое отступление. Именно в языке коренится и закрепляется отношение к природе, характерное для данного народа. Например, немцы обозначают человека при помощи слова «Mensch», связанного с латинским «mens», что значит «ум», «разум». Этот же корень используется для обозначения человека во многих других индоевропейских языках. Ману в «Ригведе» — имя собственное мифического родоначальника людей и, кроме того, имя нарицательное «человек». Следовательно, «Mensch», хотя и обозначает всего человека, тем не менее фиксирует в нем только разумную способность, как бы желая показать, что человек есть, по преимуществу, разумное существо.
Римляне пользовались для обозначения человека словом «Ноmо», которое некоторые этимологи сравнивали с «Humus», что значит «почва», «земля», и тогда «Ноmо» означало бы «земной», «происшедший из земли». Но уж во всяком случае «Humanus» «человеческий», откуда во всех европейских языках «гуманизм», несомненно связывает человека с землей в противоположность германским языкам, связывающим его с интеллектом.