Человек и песня

Жил в губернии Возгудаевке,
Да в деревни Пролетаевке
Мужицок невидной Кузьма,
Из отецества Серафонтовиць.
Жона его была Марина,
А доци — Ирина.
Жили оне — не тужили,
На поле пахать-боронить,
Сеять да жать ходили.
На хлеб-кашу доставали,
Голоднехоньки не бывали,
С нуждою не знались,
Пощодённо досыта наедались.
...А ведь стал Кузьма Серафонтовиць беситьсе,
Да ведь стал он пашню пахати ленитьсе.
Вот он пашню-ту в поли однажды пахал
И на едином мести много-множество комаров
да мух увидал.
Шапку-ту снял да розмахнулсе —
На етот раз не промахнулсе.
Стал он маленьких да больших считати,
Да мух-комаров в розные куцьки складати.
Малых насчитал шесть сот,
А больших — осемь сот.
Сам сел да роздивовалсе:
«Мне ли,— говорит,— добру молодцу, пашня пахати?
Надобно мне на войны с богатырьми воёвати...»
А у Кузьмы кляча-та была, беда, лихая, рысистая такая:
Един шаг-от шагнет — дак полцаса отдохнет...
Поехал Кузьма до дому,
Ехал — долгонько добиралсе:
Два дни муцилсе, все с клячей разбиралсе.
Един-от шаг кляца шагнет,
Остоитсе, полцаса отдохнет...
Розсказал Кузьма про смелость свою жоны Марине
Да доцери единой любезной Ирине:
«Мне ли,— говорит,— могучому, дороднёму пашня пахати?!
Пришла мне-ка пора на войны с богатырьми воёвати».
(«Как-то тут, не упомню, он засбиралсе, що-то уж складал, дак»)
С жоной да доцерью простилсе
Да на добра коня садилсе,
Да поехал во цисто полё...
А у Кузьмы кляча была лиха,
Дородня да рысиста така:
Как шаг шагнет,
Так остоитсе и полцаса отдохнет.
Уж он ехал ле, а боле ле стоял,
А, не знай как, доехал до перехрёстного столба.
Постоял, подумал, да и написал:
«Мимо етого ли перехрёстного столба
Ехал сильной, храброй, могутной
Богатырь Кузьма Серафонтовиць».
(«Ишь, сам собою ишшо выхваляетсе!
Каков кулёма-та, ошоша[105]

дородня толкова!»)А ехали взади двое настоящих богатырей руськиих.
До столба перехрёстного доежжали
Да на столбе-то подрези[106]-ти процитали.
«Поедём,— говорят,— скоре догоним Кузьму
Да померяём с ним силушку свою...»
А недолго Кузьму и догоняли —
В той же цас и увидали.
«Здравствуйте,— говорят,— сильной, храброй,
Могутной богатырь, Кузьма Серафонтовиць!»
(«Процитали, дак... А к такому богатырю да как не отснесесси по-хорошому!..»)
А Кузьма и шапки не снимаёт
Да гордовито отвецаёт:
«Здорово, робяты!
Поезжайтё позади...»
У Кузьмы ведь кляца была лиха,
Коль не рысиста така:
Шаг шагнет, а полцаса отдохнет.
Богатыри Кузьмы повиновалисе,
Позади его ехать старалисе.
Ехали да тосковали,
Кузьмы кляцу проклинали.
Долго ли, коротко ли,
А ехали, да ехали.
Наконець, и доехали...
(«До какого-то, видишь, царства-государства, уж не упомню...»)
Царь того царства войско собрал
Да навстрецу Кузьме и послал.
Кузьма тут из шатра вышел:
«О! — говорит,— мухи летят!..
А поди, брат, передуши,
Щобы не осталось ни души».
(«Говорит он одному богатырю-ту, настоящему, сильному, дак...»)
Богатырь на коня садилсе,
Под ним конь доброй веселилсе.
У коня-та из копыт искры сыплютсе,
Из ноздрей у нёго пламя мечетсе,
А хвост-от на ветру трубою завиваетсе.
(«Как-то тут дальше она наезжаёт, дак...»)
Богатырь на войско наскоцил
И невдолги все войско и перебил...
Тут царь шибко разозлилсе,
Новоё войско собираёт,
На Кузьму со богатырьми посылаёт.
Выходит Кузьма из шатра, потягаетсе,
Над етим войском насмехаетсе:
«О! — говорит,— комары летят.
А поди-тко, брат, и етих передуши,
Щобы не осталось ни души».
(«Опеть[107] как другому-ту богатырю говорит»).
Другой богатырь на коня скоцил
Да и опеть все войско перебил.
(«Тут как-то царь на Кузьму разозлилсе, прирозстроилсе весь уж бедной»).
Царь со трону своёго скоцил да скрицал:
Самого што ни есть сильно-могучёго своёго богатыря позвал
Да со самим Кузьмою боротьсе наодинку послал.
Богатырь тот у царя под замками много годов сидел
Да буханкамы целыма много хлеба ел,
Сила уж в ём большынська жила,
Давным-давно с кем ли подратьсе хотел.
Тогда сам-то Кузьма с богатырем-то дратьсе и поехал.
А кляца-та у Кузьмы така лиха,
Дороднё рысиста да баска:
Шаг-от шагнет,
Да полцаса и отдохнет.
Ехал-ехал Кузьма, да и перепугалсе:
Богатыря сильно-могуцёго настоящего увидал,
От страху-ту глазы-ти платом завязал.
«А,— бает,— не видать да не струхнуть,
Когды голову отсекуть».
А тот богатырь Кузьму увидал
Да взял плат и тоже глаза завязал.
«Теперь,— говорит,— видно, богатыри не глядя дерутьсе,
Друг со другом насмерть бьютсе».
Ехали они друг дружке навстречу, ехали
Да, не видавши, и проехали.
(«Слепком[108]-то ехали, дак...»)
Кузьма думат: «Що тако?» да плат приподнимат.
А богатырь уж да в другой конець поля проезжат.