Человек и закон. Майкопский «Негус»

Перед этим Николай, поняв, что отрекаться от связи с американцами просто глупо и смешно, дал подробные показания о своих заданиях с их стороны. От него ждали сведений о советской авиации, прежде всего о реактивной, об аэродромах. Это уже чистый шпионаж в пользу иностранной державы. Вот после этого подполковник Бунин и дал подследственному Шурко журнал «Кольерс». При этом подполковник спросил, использовался ли этот журнал в процессе шпионской подготовки энтээсовскими или американскими преподавателями. Услышав отрицательный ответ, удовлетворенно закивал головой:

— Да, да, конечно, я и не сомневался.

И вдобавок, как бы про себя, пробормотал слова, которые Николай расслышал, но не понял:

— Было бы глупо с их стороны, не дураков ведь учили.

Николай воспринял «Кольерс» как попытку следователя устыдить его «с точки зрения патриотизма». Вот, мол, ты американцам взялся служить, а они, как кровожадные дикари, подсчитывают, сколько миллионов людей они смогут убить своими атомными бомбами, когда нападут на СССР. Но когда он вчитался в статью, главным для него стало иное. Он вдруг увидел, что сулили ему авторы «Кольерса», ему, Николаю Шурко.

В журнале было написано, что война пойдет в три этапа. На первом этапе та и другая сторона подвергнет врага атомной бомбардировке, стремясь поразить наиболее важные центры. Надо полагать, к наиболее важным относится и Москва, где должен был обосноваться он, Николай (в крайнем случае — в Подмосковье). На втором этапе следовало уже не просто «поразить», а «уничтожить» Москву и завоевать господство в воздухе над всем Советским Союзом. Затем согласно плану «Кольерса» на советскую территорию сбрасывались десанты, состоящие в основном из эмигрантов, знающих языки «туземцев». Их должны были встретить-приветить внедренные заранее рыцари тайного фронта борьбы с коммунизмом, разумеется, тоже из эмигрантов, кто ж иначе сможет жить в СССР на нелегальном положении. Вот такие, как Николай, и встретят. Обеспечат мягкую посадку своими радиомаяками. Все о’кэй, господа, приключение начинается, добро пожаловать, велком.

Ну, и третий, заключительный этап войны, по «Кольерсу», — войска НАТО переходят в общее наступление и завершают его тотальной победой. Дальше шло прямо-таки разнузданное описание того, что будет в СССР после его поражения: начиная с подсчета натовских дивизий, необходимых для поддержания оккупационного порядка (опять — «нового порядка», так, Николай?), и кончая праздничным сборищем победителей в Большом театре, где какой-то тип мечтал поставить мюзикл вместо оперы.

Но особое внимание Николая привлекла не хулиганская идея насчет сцены Большого, а явная несуразица — как само здание театра уцелеет после атомной бомбежки? А больше всего на него подействовала надпись на полях в том месте, где говорилось, что эмигрантские десанты будут встречены ранее заброшенными шпионами. «Если те, конечно, переживут атомную бомбежку», — написано было на полях. И еще: «Вряд ли их о такой возможности предупреждали».

Николай не сомневался, что чекисты направляют его внимание, но что из того? Он вспомнил, чисто зрительно, эту обложку, солдата, выставившего карабин с примкнутым штыком-ножом. Да, еще в Касабланке что-то говорили. Но он не помнит, что. Он не читал. А если бы прочитал — задумался бы, понял бы? Пес его знает. Чего сейчас вопросы вертеть. Но вот на занятиях в школе точно ничего такого не говорили, что, дескать, вы давайте, внедряйтесь, а мы вас по башке атомной бомбой.

И постепенно выплыло слово «подлость». Как-то вот не приходило оно к Николаю, когда думал он о том, что идет ведь теперь с американцами против своих. А вот с бомбежкой...

Ворочаясь на неудобной тюремной койке, Николай вспоминал своих американских наставников. Игорь Сергеевич, он же капитан Холлидей, фактический начальник разведшколы в Бад-Висзее. «Володя», Владимир Михайлович, «Старик» (а ему-то всего двадцать четыре), спец по тайнописи, документам, фальшивкам, пес его знает, какая у него фамилия. Марк Осипович, хозяйственник (паспорт у него американский, сам швед, по-русски еле-еле). Боб, радист. Макс — он давал наставления по авиации, учил «видеть» технику на аэродромах.

Раньше Николая удивляло — какие они все выдержанные. Только теперь он понял: это не выдержка, а равнодушие. И вдруг вспомнились немцы, которые брали его в плен в сорок первом, равнодушные, неторопливые сверхчеловеки. Никаких чувств не испытывали они к нему, козявке. Сметали веником в ведро, и если кого-то сапогом случайно давили, то без злобы. В самом деле, чего переживать по случаю смерти козявки? Смешно даже и радоваться.