Человек и закон. Майкопский «Негус»

Вспоминая все это, Афанасий Курган наконец-то внутренне признал правоту своего «змея-искусителя» полковника Чернышева, увидевшего в офицере-связисте «букет данных», который позволял ему делать работу, которая по зубам не всем. Он был физически очень развит, вынослив, хорошо владел украинским и польским языками. (Бабушка его была полькой, и в русской речи Афанасия Никитича чуткое ухо улавливало заложенные в раннем детстве особенности произношения: так, в слове «ресторан» у него слышалось «рестаурант».) Эти данные в сочетании с исключительным хладнокровием позволили Афанасию Никитичу успешно провести ряд смелых операций. (Сам о себе он говорил так: «Просто я умею скрывать ненависть».)

Но и в смертельно опасные игры с националистическим подпольем не дали наиграться старшему лейтенанту. Новый его шеф, полковник Донских, быстро оценил радиоматематические способности храброго офицера, и в результате Афанасий Никитич был приставлен к делу, для которого, казалось бы, его и создала природа.

Это было время бурного развития как радиотехники (рации делались все компактнее и легче), так и криптографии (науки засекречивания сообщений). В свою очередь, «холодная война» стимулировала развитие именно «шпионских» отраслей радиотехники. Так что Афанасию Никитичу Кургану скучать не приходилось. К тому времени, когда перед ним предстал Николай Шурко, майор Курган был уже признанным специалистом по радиоразведке. А в этом деле одной математической жилкой обойтись невозможно. Ведь перед Афанасием Никитичем стояла не только инженерная, но и психологическая задача. И здесь, конечно, неоценимым оказывался его фронтовой и чекистский опыт.

Шурко сразу же показался майору отнюдь не крепким орешком. Он давал подробные показания и если в чем-то путался, то, видимо, потому, что и в самом деле забыл какие-то детали своего задания. Майор готов был побожиться, что этот его подследственный не питает никакого интереса ни к радиотехнике, ни к криптографии. Но если странный шпион запамятовал какую-то малость, это могло испортить всю обедню, когда она начнется. А что она начнется, то есть что Шурко удастся склонить к работе в эфире против своих бывших хозяев, майор Курган почти не сомневался после первых же допросов. Потому еще и еще раз проходил Афанасий Никитич по всем возможным ловушкам.

И Николай вспоминал, сам удивляясь тому, как быстро вылетает у него из головы вся эта зубренная-перезубренная механика. До чего же это неинтересно, о господи! А у следователя аж глаза загорелись, когда он вспомнил еще такую условную фразу: при разговоре с базой его могли спросить: «Сколько у тебя осталось денег?» Если бы он, схваченный чекистами, работал по их принуждению, он бы ответил: «5 тысяч рублей» (или 10 или 20 тысяч — сколько им надо, он бы и назвал). Но если бы он работал в эфире свободно, он бы ответил: «5 тысяч козлов».

Николай рисовал шифровальные таблицы, показывал на изъятых у него, как ими пользоваться, разъяснял смысл пометок и условных знаков на радиоплане, отвечал на множество других вопросов по радиосвязи с Центром. Однажды на допрос пришел знакомый подполковник, опять спрашивал насчет террора.

— У меня не было заданий проводить теракты, — в который раз отвечал Николай.

— Но в тех листовках, которые вы должны были печатать с помощью изъятых у вас клише и распространять, содержатся призывы к террору. Это вы не отрицаете?

— Не отрицаю, но я таких заданий не имел.

Возвращение подполковника Бывалова к вопросу о терроре было вынужденным: «сверху» еще раз поинтересовались делом, особо вопрошая, не намеревались ли заброшенные агенты произвести теракты в День Победы. Полковник Метуков, руководивший следствием, внутренне усмехался: профессионалу достаточно было прочитать стенограммы допросов Шурко, чтобы понять, что ему предназначалась роль отнюдь не боевика, а куда более опасная, но... — то профессионалам. И он дал указание подполковнику Бывалову еще раз допросить Шурко о терроре. Оба офицера без слов понимали друг друга и безмолвно соглашались с тем, что мнение «сверху» нужно уважить.

А сами они думали уже о следующем этапе операции. Павел Данилович и его товарищи строили планы, как использовать Шурко в интересах советской контрразведки. Им виделись немалые возможности. Может быть, удастся с его помощью раскрыть внедренных энтээсовцев, сидят же они где-то по своим гнездам, как сидел до прошлого года Триммель со своей бандой. Если Шурко сохранит доверие американцев и Околовича, он, возможно, со временем получит явки здесь, на советской территории. А еще вероятнее, что к нему направят очередных «гостей», среди которых, как показывает опыт, есть и любители стрелять «от живота веером», и волки вроде Лахно, замаранные выше головы, и мастера изощренных провокаций.

И надо сделать все, чтобы они не прошли через границу, которая в этой тайной войне может пройти и через перелесок на Украине, и через болото в Литве, и через курортную суету возле Сочи. Надо их выявить и нейтрализовать. И здесь может помочь Шурко.