Человек идет в гору

Наташа села на свое место, утирая платочкОхМ вспотевший лоб.

Выйдя к столу, он поглядел опасливо и вместе дерзко,

-как человек, который в ответ на обиду готов постоять за

себя.

— Я беспартийный, ребята... Считаю, рановато мне в

комсомол, коли работать еще не научился. Пошел я в

бригаду к Глебу, думаю, этот научит работать,

как-никак — комсомолец, парень башковитый! А что получилось?

Парень он башковитый, да только себя любит, а на

других сердитый. Два года сидим мы на обдирке валиков.

Тошнит уже нас от них, сердешных! А попросишь работу

посложнее, —от Глеба один ответ: запорете! Вот и

выходит, — сам чемпион, а мы вроде без детали патрон:

крутимся вхолостую!

— Павка правду говорит! —вскочил с места быстрый

И черный, как галчонок, Ильзар Шахмаев. В цехе звали

'его Елизаром. — Глеб отбирает в бригаду, как в

футбольную команду, лучших ребят. А потом портит —

держит на простых операциях. Я ремесленное училище

окончил, четвертый разряд получил, а у Глеба я до второго

разряда докатился. Так и другие. Пошарьте у Глеба за

пазухой, — там не то, что резцы, а и разряды наши

найдете!

Собрание засмеялось: «Прозевал Елизар, их Глеб

снес на базар!» Кто-то предложил обыскать Глеба и

отобрать отнятые им у ребят разряды.

В президиуме поднялся Чардынцев.

— На первый взгляд смешно, — начал он

негромко, — а в самом деле очень печально. И не потому, что

сегодня на этом собрании развенчана слава Глеба Бак-

шанова. Не героем, не примером для подражания, а

недалеким, по существу, отсталым комсомольцем оказался

Глеб. А ведь в сущности Глеб — неплохой человек, и если

бы его поправили, он мог бы стать не мнимым, а подлин-/

ным героем.

809

Печально, товарищи мои, потому, что в истории с

Глебом, как в капле воды, отразились неказистые дела всего

цеха. Вот где причина отставания второго

механического!—он поглядел на Добрывечера, словно приглашая

его вникнуть в причину их общей беды. — Я сначала

удивлялся: как мог Глеб Бакшанов стать у вас лучшим

стахановцем? А потом понял: это ваш стиль работы. Шум

и треск вокруг рекордсменов и полное безразличие к

основной массе. А ведь все решают массы, а не чемпионы!

Наташа сидела строгая, сосредоточенно-выжидающая.

Выходит, не только Глеб, а и весь цех болен одним

недугом— невниманием к среднему, рядовому рабочему.

Значит, не только Глеб, а и она, Наташа, и Яша Зайцев, и

Добрывечер, и Павлин, и все комсомольцы в ответе за это.

«И почему мы не видели? Почему Чардынцев первый

приметил нашу беду? Или со стороны виднее?»

— И еще у вас одна беда, товарищи мои! —

продолжал Чардынцев. — Вам не хв-атает окрыленности, умения

видеть в малом великое. У вас есть, верно, комсомольцы,

не выполняющие норму...

— Таких много! — раздался чей-то высокий голос.

— Ну вот. И если бы вы сумели зажечь в этих ребя-

та^ мечту выполнять норму или повысить выработку,

скажем, еще на десяток процентов, — как бы хорошо это

было! Могут сказать — мелкая, де, мечта — десять

процентов. Да и мечта ли это? Где здесь романтика? Мечта,

товарищи мои. Большая мечта! У Джека Лондона есть

рассказ «Мексиканец». В подпольную организацию

пришел юноша Ривера и сказал, что он хочет работать для

революции.

«— Отлично, — произнес один из руководителей. —

Ты сказал, что хочешь работать для революции. Сними

куртку. Поди сюда. Где ведро и тряпка? Пол у нас

грязный. Ты начнешь с того, что хорошенько его вымоешь, и в

других комнатах тоже. Потом займешься окнами.

— Это для революции? — спросил юноша.

— Да, для революции.

— Хорошо, — сказал он. И ничего больше. День за

днем он являлся на работу, подметал, скреб, чистил...»

Отличный рассказ! Он учит в малом видеть большое.

Если бы вы сумели работать так, чтобы каждый молодой

рабочий видел всю огромную панораму строительства

коммунизма и свой, порученный ему, конкретный малень-

310

кий участок общего фронта — ваш цех всегда был бы

впереди!

«Вот! На конкретном участке общего фронта

строительства коммунизма!» — обрадовалась Наташа очень

четко и сжато сформулированной Чардынцевым задаче

комсомольцев-.

«Взять хотя бы Павлина. «Лекции, беседы, кружки!»

У него это самоцель. А не понимает, что все это должно

быть направлено к тому, чтобы комсомольцы и весь цех

выполняли производственную программу». — Так думала

Наташа, слушая Чардынцева, и время от времени

украдкой взглядывала в сторону Глеба. Он сидел попрежнему,

подняв голову, с красным от душившей его досады лицом,

со злым неуступчивым взглядом...

— Куда ты, Глеб? — испуганно спросил вдруг Точка.

Ни на кого не глядя, с дрожащей на губах вымученной

улыбкой, Глеб шел к выходу.

— Глеб! Вернись!..

Глеб, не отвечая, скрылся за дверью.

Собрание взволнованно зашумело:

— Загордился! Совсем похвальбой голову ему

вскружило!

— Безобразие! Не уважает собрание!

— Исключить его из комсомола!

Чардынцев. шепнул Добрывечеру:

— Трудный юноша.

— Трудный... — вздохнул Добрывечер. На его лице

досада мешалась с восхищением:—А то-карь, скажу я

вам! Профессор!

Точка, тревожно моргая, спросил:

— Как быть, Алексей Степанович? Не наломать бы

дров сгоряча...

Чардынцев поднялся снова:

— Правильно тут сказали: закружилась у парня

голова. Но, думается мне, исключить из комсомола Глеба не