Человек идет в гору

влагу, он вбирал в себя все: и горячие возгласы собрания,

и тревожно бегавший взгляд Точки, и подвижное,

подернутое тенью досады лицо Наташи.

— Собрание началось лучше, чем мы предполагали,—

тихо сказала Тоня Чардынцеву. Он- утвердительно кивнул

головой.

На лице Ибрагимова блуждала тень смущения и

одновременно обиды за неудачливую судьбу комсомольцев

второго механического цеха.

— Подумайте только! — продолжал он. — На всем

заводе идет борьба за первый комбайн, за то, чтобы

быстрей собрать и испытать его, а здесь — тишь болотная,

сонное царство! Только гудок будит вас, чтобы домой

вовремя поспели!

— Ближе к делу! — крикнул кто-то с задних скамеек.

— Ближе к делу? — переспросил Ибрагимов,

побагровев. — То-то оно и есть, что дело сейчас за вами стало.

Вчера надо было устанавливать мост глав-ных колес,

а вы не дали конических шестерен. По графику сегодня

установка зернового и колосового шнеков, а вы нас

обеспечили узлами последней очереди. Вот! — Он тяжело

вздохнул и тревожно оглядел собрание. — Товарищи! Час

306

тому назад... сборка самоходного комбайна прекращена!

И только из-за вас. Только из-за вас!

Точка тихо опустился на стул и уткнулся носом в

спасительный блокнот. Комсомольцы сидели сконфуженные,

мрачные, не смея поднять глаза...

У Наташи жарко пылали щеки. Подняв голову, она

вдруг встретилась глазами с Глебом и молча ужаснулась:

Глеб нисколько не был смущен, наоборот, глаза его гля*

дели с насмешливой укоризной и, казалось, говорили:'

«Что, влетело от сборщиков?»

«Ему не стыдно, — подумала Наташа, — будто он в

ответе только за себя... только за себя!»

И слов-но бы подстегнутая этой мыслью, Наташа

высоко подняла руку: \

— Прошу слова!

Наташа вышла к столу президиума раскрасневшаяся,

порывистая, с горящими глазами.

— Больно и стыдно слушать, когда комсомольцев

называют престарелыми. И, думаю, даже очень старый

человек — если это советский человек — обидится, потому

что... потому что советские люди молоды всегда. Что же

случилось?

Я отвечу. Комсомольская организация нашего цеха

утратила самую главную силу — силу коллектива!

Точка поднял плечи, с силой брошенный им карандаш

упал на пол.

— Да, Павлин,—обернулась на мгновенье к

комсоргу Наташа. — Я сегодня скажу все, что думаю, не боясь,

обидятся на меня некоторые комсомольцы или нет. —

Наташа глубоко вздохнула, будто сбрасывая с себя

последний Груз нерешительности. С заднего ряда

пристально глядел на нее Павка Семенов.

— Вы послушайте, какие словечки пошли теперь у нас

по цеху: кустарь-одиночка, единоличник, ас. Так зовут

отдельных комсомольцев беспартийные молодые

рабочие.*.

— Конкретно!

— Не заставляй впотьмах иголки искать!

— Назови фамилии, Наташа!

Комсомольцев задело за живое.

— Окажу! —Наташа решительно .взглянул а на Глеба*

Он сидел попрежнему прямо, самоуверенно подняв

голову, готовый к отпору.

20* 307

«Ну, ну, что ты там еще выдумала, взбалмошная, бес*

покойная девчонка?» — говорил его взгляд.

Наташа вспыхнула от этой самоуверенности, от этой

ненавистной ей привычки Глеба глядеть на всех с чувством

собственного превосходства.

— Вот — Глеб, — проговорила она, покраснев еще

более. — Кто только у нас не поет ему славу... Лучший

стахановец цеха, краса и гордость завода!

А рядовые рабочие называют своего бригадира асом,

единоличником. И правда! Наш бригадир занят только

собой, своими успехами, а бригаду забросил: не

руководит, не учит. — Наташа побледнела. — Я могу здесь зая-1

вить, что у нас нет бригады. Собрание единоличников...

кто в лес, кто по дрова!

— Почему ты прежде никогда не говорила? — проку*

рорским тоном спросил Точка.

Наташа потупилась:

— Да, это моя вина. Я часто беседовала с бригади*

ром, пыталась повлиять на него...

— Едва ли вы беседовали на такие темы... — много*

значительно буркнул Точка.

Наташу ужалил намек секретаря. Она всем, корпусом

повернулась к нему, сверкнув обиженным взглядом:

— А впрочем, тебе, Павлин, говорить было бы беспол

йезно. Ты ослеплен славой Глеба не меньше его самого*

Только и слышишь от тебя, что — аллилуйя, аллилуйя!

Все громко расхохотались. Точка глядел по сторонам,

ища поддержки, и, наконец, остановился на Глебе.

— Некоторые еще не умеют резца заточить, а

критиковать наловчились, — бросил Глеб, даже не взглянув на4

Наташу.

Наташа обозленньш, тяжелым взором глядела в лищ*

Глебу. Она искала встречи с его глазами, чтобы может

быть в последний раз попытаться отыскать в них ту пута*

ную, несчастливую стежку, что увела его от широкой

дороги.

Но Глеб отворачивался.

Наташа закусила губу, подавляя нахлынувшую боль.

В густых ресницах блеснула и пропала слеза.

— Резцы затачивать я научилась. Но молчать о не-

комсомольском поведении бригадира не умею и не буду!—

В голосе Наташи мягко дрожал след недавней

перекипевшей слезы. — Кстати, о резцах. Всем известно, что Глеб

308

изобрел специальные формы заточки резцов, которые в

несколько раз увеличивают производительность. Но кто из

Вас знает, как он это делает? Кому он передал свой

рпыт?

— Никому! — зычно крикнул Павка Семенов.

Глеб побледнел. Он сидел напряженно вытянувшись,

словно ожидая удара.

— Дайте слово! — снова крикнул Павка, когда