— А Клава что молчит?
— Согласна. Только мне на первое время поможете,
ладно, девчонки?
Лицо Наташи просветлело.
Глава третья
После собрания Яша повел бригаду на боковую аллею
8аводского двора. Молодые клены буйно раскинули
цветистые шатры. Временами налетал сильный, но совсем
незлой ветер, ласково ворошил листья, и тогда ребят
густо осыпало золотыми стружками солнца.
— Слыхали? — спросил Яша, пытаясь нахмурить
брови, но желанная морщинка не получалась.— Девчата
обещали давать по две нормы. Выходит, догнали нас на
первом же круге.
— Обещали!—насмешливо повторил Коля Желез-
нов, не по годам рослый и широкоплечий парень.
— А обещанного три года ждут! — подлаживаясь к
тону Коли, подхватил тоненький Сережа Поздняков.
— Бабьи сплетни! Наташка сама только-только до
двух норм дотянулась,— скептически произнес Рустем
Исмагилов. Под широкими черными бровями сталью
отливали серые глаза.
Яша помолчал, выводя прутиком на песке фигурку,
похожую на нотный ключ, потом, отшвырнув прутик,
сказал:
382
~ А" я уверен, что они дадут две нормы. Наташа слое
на ветер не бросает. И потом, как они пойдут теперь на
попятную? Это ж будет подрыв авторитета комсомола!
— Научили на свою шею,-— фыркнул Сережа и
покраснел, сразу поняв, что сказал глупость.
— Учитель! Услыхали бы девчата,— разговаривать
больше с тобой не стали бы,— бросил^ сердито бригадир,
— Я не то хотел...— смущенно проговорил Сережа.—
Я хотел сказать... вроде и неудобно нам сейчас на двух-
то нормах тянуть.
— Конечно! — неожиданно сменил гнев на светлую
улыбку Яша: он для того и собрал ребят и теперь был
доволен, что мысль это высказана не им самим. —
Сейчас надо продвигаться дальше, а не то вымпел у нас
отберут.
— Что же ты предлагаешь? — спросил Коля.—
Прибавим еще десять процентов, что ли...
— Мелко плаваешь, Николай! — ответил Яша и,
выждав, пока утихнет пронзительный гудок
проходившего за кузницей паровоза-кукушки, сказал,
выделяя каждое слово: — Надо переходить на скоростное
резание.
Кто из них не думал об этом! Генрих Борткевич и
Павел Быков стали их самыми любимыми героями. Но себя
они считали неподготовленными к такому большому делу.
Да и на заводе никто, кроме Глеба и Никиты с Шурфй,
еще не работал на больших скоростях.
— А станки? — спросил Коля.— Их ведь потребуется
переоборудовать.
— Станки переоборудуем. Главное, ребята, в нас
самих. Учиться надо! Геометрия резца,
материаловедение, технология токарного дела. Давайте по вечерам
читать в общежитии. Книги у меня есть. Навалимся
организованно, а?
Ребята молчали. Коля не отводил взгляда от носка
своего правого сапога. Рустем тер глаза, будто их чем-то
запорошило.
— Давай!—тряхнул головой Сережа и, взглянув на
Колю и Рустема, снова притих, будто застеснялся их.
— А вы чего молчите? Испугались? — спросил Яша,
приглядываясь внимательней к друзьям.
— Да нет... чего там!
— Куда иголка, туда и нитка,—ответили ребята. '
383
Сережа как-то странно поглядывал на Колю и Рус-
тема, словно не хотел при них сказать о чем-то таком, что
тревожило и мучило его, как больной зуб.
...В трамвае Сережа сказал бригадиру, мрачно
нахмурив крутой лоб:
— В общежитии заниматься не выйдет.
— Почему? — спросил Яша.
— В карты там режутся — страх! До поздней ночи
гомон стоит. Колька давеча всю получку просадил. И
пьют. По алфавиту!
— Не может быть...— поразился Яша.
— Да, и Рустем тоже.
«Хорош же я комсорг! Хорош бригадир! Ни разу не
, заглянул в общежитие, не поинтересовался, как живут
комсомольцы...» — ужаснулся Зайцев. Вот когда он с
особенной отчетливостью понял, в чем сила наташиной
бригады. «Они всегда вместе, а мы только вышли за
ворота — и уже рассыпались, разбрелись кто куда».
— Что же ты... не призвал их к порядку?
— Призывал... Смеются! «Тебя,— говорят,— красную
девицу, зря в нашу бригаду взяли. Тебе к Наташке надо
проситься».
— А мне... почему ты мне раньше не сказал?
— Не велели. Колька пригрозил: Зайцеву скажешь,
выживем из бригады.
Вон оно что! Теперь понятно, почему Николай и
Рустем с такими кислыми лицами приняли его предложение:
им неохота расставаться с картами.
«Два года работаю с ними и не знал, с кем имею дело.
Ничего не знал. Упрекни меня до этого кто-нибудь в
незнании своих ребят, я бы, пожалуй, обиделся».
В душе закипала злость на Николая и Рустема и
на этого тоненького Сережу, испуганно глядевшего по
сторонам и ответившего ему невероятно идиотской
фразой — «не велели». Больше всего почему-то ужалила его
именно эта фраза.
— А ну пошли! — крикнул он вдруг, с бешенством
сверкнув глазами, и, рванувшись к задней площадке,
выпрыгнул из трамвая, не дожидаясь остановки. Сережа
несколько секунд колебался, потом спрыгнул тоже...
В просторной свежепобеленнои комнате стоял густой
сизый дым, удивительно напоминая парную. На помятых
постелях сидели по три человека, уткнув носы в грязные
384
вееры карт. Некоторые не успели даже снять
комбинезоны. На столе, рядом с густо утыканной окурками
пепельницей, в замусоленной кепке желтела груда рублевок.
— Полундра! — крикнул кто-то на крайней кровати,
когда Зайцев распахнул дверь. Бледное лицо Сережи
колыхалось сзади.
Николай и Рустем переглянулись. Рустем рассыпал
свои карты и пригнулся их поднимать.