Человек идет в гору

помня себя. Жандармы повернули ко мне головы. Стало

тихо.

Примолкла рабочая братва — думали, и меня

жандармы заграбастают.

А Михайло Иваныч, пересилив боль, оказал:

— Ипатий наш... Умом тронутый... Чего с него

спрашивать!

Рабочие, смекнув в чем дело, подхватили:

— Больной!

— По многодетности только и держат.

Михаилу Иваныча увели. А я стоял и плакал. Не

стыдно мне было плакать!

Высмотрел я нужного человека — из тех, кто к Ми-

хайле Иванычу приходил, и попросил работы. Дали мне

дело: листовки, подпольные газеты среди рабочих

распространять. Вот оно как, браточки мои!—Дед Ипат

выпрямился, развернул широкие плечи. В гущине бороды

сверкала улыбка. — Что дала мне наша Конституция?-

Жизнь дала, светлое счастье! Внук у меня — главный

конструктор, правнук — Глебушка — по моей

специальности пошел — токарем...

Дед Ипат завистливо оглядел молодежь. — Вам,

молодым,— легко, вольготно. Сколько дорог впереди

расстилается — шагай по любой!

Яша Зайцев с задором поглядел на комсомольцев:

— Ну, молодые, откликайтесь!

373

Наташа сидела задумчивая, быстро перебирая

пальцами косу.

Поднялся Сережа Поздняков.

— Город наш не такой уж большой. _ Обыкновенный

город. И вот идешь по улицам, видищь — тут строят

огромный театр, там — многоэтажный, на целый квартал,

дом, одевают в бетон берега реки, разбивают сады,

асфальтируют дороги. Стоит не побывать месяц-другой на

какой-нибудь улице, глядишь — уж вымахнул красавец-

домина там, где недавно был пустырь, мягко шуршит по

асфальту голубой троллейбус. И так становится весело на

душе. Идешь и улыбаешься прохожим. Ведь это все —

наше!

— Очень хорошо! — сказал Яша и взглянул на

часы. — До гудка осталось десять минут. Сережа,

принеси-ка гитару. Я спою новую песенку про наш цех.

Сережа вынес из конторки ОТК гитару.

Взяв аккорд, Яша начал:

Ходила вдоль по цеху

Не шутка, не потеха,

Не сказка и не тайна,

А... звездочка комбайна.

Он защипал струны отрывистым, быстрым перебором:

От Глеба до Павлина,

От Коли до Устина,

От Аннушки к Назару,

От Васи к Елизару,

От Клавы до Наташи

И... вновь вернулась к Яше!

Песенка была до того неожиданна, что в первую

минуту все молчали, удивленно глядя то на Зайцева, то на

Добрывечера, стоявшего в стороне. Потом разом

прорвался дружный хохот.

А Яша, выждав, покуда наступит тишина, продолжал:

Сто раз она с начала

У всех перебывала.

Он перевернул гитару и хлопнул по ней рукой:

Попался ей навстречу

Начцеха Добрывечер.

И молвит она с горя:

сРодной Иван Григорьич!

374

Станки бы так расставить,

И цикл ~бы так направить,

Чтоб мне не возвращаться,

Сто раз бы не встречаться —

Гитара волчком завертелась в воздухе, потом легла

на бедро Зайцева и пошла сыпать дробью переборов:

С Клавой да с Павлином,

С Глебом да с Устином,

С Аннушкой, с Назаром,

С Васей, с Елизаром,

С Яшей да с Наташей!

Так вот она какая —

Упрямая, литая,

Не сказка и не тайна, —

Звездочка комбайна!»

Он взял бурный, торжествующий аккорд.

Гудок поглотил последние слова песни. Рабочие

расходились возбужденные. В этот день курилка пустовала...

Добрывечер смотрел на длинные ряды станков.

Обида от насмешливой песенки Зайцева улеглась.

Но в ней, в этой песенке, была умная и «неожиданная

мысль: ведь и звездочка, и шкивы редуктора, и сотня

других деталей много раз переходят от одного участка к

другому и снова возвращаются. В этом движении,

запутанном и сложном, казалось, бьм точно продуманный

цикл. Но теперь, приглядевшись, Добрывечер понял, что

эта старая обветшалая технология порочна в своей

основе. Она отнимает у людей много лишнего времени,

затрудняет контроль.

И если перестроить технологию так, чтобы в каждой

бригаде был свой завершенный цикл, дело пошло бы куда

быстрее.

«Ну и Яков! Башковитый выйдет инженер из этого

хлопца!» — с удовольствием подумал Добрывечер и

быстро зашагал к конторке.

Г л а в а вторая

Чардынцев сидел у Мишина, когда в кабинет вошел

высокий, с заметной сутулостью пожилой мужчина. Это

был Губачев, заместитель директора соседнего

тракторного завода. Он просил у Мишина взаимообразно на

пять дней двести штук стальных труб «сорок четыре на

пятьдесят».

375

*— Вагоны задержались в пути. А мы сегодня выдали

в производство последние трубы,— добавил он

извиняющейся скороговоркой.

В круглых глазах его было примерно такое

выражение: «Выручи, Семен Павлович. Попал я с этими чорто-

выми трубами, как козел в репейник».

Но Мишин, сузив глаза, ответил:

— Не могу. У меня тоже кончились.

По холодной сдержанности тона . директора и по

улыбке, не то смущенной, не то злорадствующей, Чардын-

цев понял, что Мишин говорит неправду.

Когда заместитель директора тракторного завода

вышел, ссутулившись еще более и процедив холодное «пока,

Семен Павлович», Чардынцев, коротко глянув в глаза

Мишину, уверенно сказал:

— А ведь трубы у нас есть.

— Тебе откуда об этом известно? — ухмыльнулся

директор.

— Знаю!

— Есть,— признался Мишин.— И знаешь, почему я

ему отказал? Он меня, собачий сын, в прошлом году

подвел: не дал листового железа, пока я не позвонил

самому министру.

— А если и он пожалуется министру, — ты и министра

обманешь?

Наступила тишина. Мишин упрямо пригнул голову,

помолчал, потом удивленно и не скрывая обиды

произнес:

— Ну, брат, ты далеко зашел...