поддержал директора. Ну и все дело снова свели к тому,
что у меня какая-то личная неприязнь к Сладковскому,
что мне, парторгу, надо больше заниматься воспитанием
Сладковского и прочее, и прочее.
— Со Сладковским у меня вчера был короткий и
весьма выразительный разговор, — улыбнулась в
темноте Анна. — Прихожу в технологический отдел. Сладков-
.ский стоит в окружении девушек-технологов, как Тарас
Бульба среди запорожцев, и с развязностью окликает
меня. «Сейчас Анна Сергеевна прочтет лекцию о пользе
воды кипяченой и о вреде воды сырой», — говорит он
с театральным пафосом.
— Я хотела прочитать лекцию о невыполнении глав--
ным технологом своих обязанностей по охране здоровья
работников, — отвечаю ему. Сладковский сменил смех
на растерянную улыбку.
— Скучно, Анна Сергеевна. Опять про разбитые
форточки, опять про грязное полотенце. Не оригинально!
268
— Хорошо, Виктор Васильевич. Я решила
прибегнуть к другой, более доходчивой форме убеждения:
составить акт и оштрафовать вас.
Тут все расхохотались: я заметила, Сладковского
народ не любит.
— Зато руководители с ним няньчатся. А он стоит
на пути, как столб. Зло берет! Хоть сам вставай во главе
технологического и веди дело.
— Смотри, надорвешься, Коля. И главный
конструктор, и парторг, и над истребителем работаешь! А мне
твой кашель не нравится.
— Вредная докторская привычка во всех встречных
и поперечных видеть больных.
— Завтра пойдешь на рентген. Я договорилась с
профессором.
— Ну вот, не хватало еще забот, — заворчал
Николай и стал раздеваться. Из соседней комнаты доносился
громкий храп сына.
— Умаялся,— сказал Николай, прислушиваясь.—
Слышал я, возомнил он себя Александром Македонским
второго механического.
— С Глебушкой творится неладное, — с тревогою и
затаенной болью проговорила хАнна. — Он стал заносчив,
несправедлив и груб с товарищами.
— Да, мы с тобой проглядели, — вздохнул
Николай. — А теперь краснеть приходится перед людьми.
— Отчитай его, — попросила Анна. — Строго, сурово,
по-мужски.
— А ты что же? По-моему, у тебя характера
хватит поговорить с ним начистоту.
— Говорила... Знаешь, что он мне ответил? «Мама, не
обижайся... тьб лечишь меня три раза в день по столовой
ложке »упреков. Давай условимся: я выпью сразу всю
бутылку этой микстуры, и точка!» Не помню сейчас, но в
запальчивости я сказала ему много неприятного. Он
слушал стоя, пригнув свою упрямую голову, а потом молча
вышел из комнаты.
— Вот шельма! — громко воскликнул Николай.—
Откуда в нем эти замашки?
В соседней комнате храп прекратился, и скрипнула
кровать.
Николай долго не спал. К беспокойным мыслям о
заводских делах прибавилась забота о сыне.
269
Глава шестая
Примирение с Глебом не внесло спокойствия в душу
Наташи.
Так течение иногда образует вращательное движение
воды, и в бешенОхМ водовороте поднимается со дна ил,
мутя прозрачную чистоту реки...
Наташе было не по себе в бригаде Глеба. Ребята
часто о чем-то шушукались. Она перехватывала их
недовольные взгляды, устремленные на бригадира. Наташа
пыталась с ними заговорить, но они отвечали лишь
насмешливым пожатием плеч, опасаясь, верно, что она
передаст разговор Глебу.
Однажды в обеденный перерыв она подошла к
Павке Семенову — коренастому, не по годам
широкоплечему» с русой чолкой, лихо нависшей над бровями.
— Ты трус!— сказала она, глядя на него широко
раскрытыми глазами.
— Что-о? — опешил Павка.
— Трус! Ты знаешь что-то нехорошее о Глебе, а
открыто сказать боишься.
— Но-но! Полегче на поворотах — колесо слетит! —
проговорил Павка, угрожающе придвигаясь к ней
плечом. — Я всем говорю и тебе повторю, раз уж сама
напросилась: твой Глеб — ас!
— Что это такое ас? — спросила Наташа, дивясь
презрительному тону Павки и вспомнив., как недавно у
точильного круга ребята бросили Глебу вслед то же
слово.
— Форсун и задавака! Единоличник! Вот что
такое ас.
— Но причем ттут Глеб? '
— Причем? За товарищей нас не считает — раз,
секреты свои за пазухой прячет — два, работать не
учит — три! Вот! А теперь можешь идти и передать все
своему асу, — он отвернулся, считая разговор
оконченным.
Наташа не обиделась. И хоть мало поняла из
отрывистой, сбивчивой речи Павки, решила поговорить на
эту тему с Глебом.
Вечером, когда он провожал ее домой после кино, и,
они остановились у палисада под высокой березой, Ната-
ша, высвободив руку из его горячей руки, сказала:
270
— О тебе нехорошо говорят ребята нашей
бригады....
— Кто? — перебил ее Глеб.
— Все.
— Понимаю. Дала слово не выдавать завистника.
Поступаешь благородно! — Он поднял рук»у и сорвал
ветку березы. Тяжелые капли росы горохом рассыпались
по земле.
— Я слова никому не давала. Но почему ты хочешь
узнать, кто говорит, и не интересуешься тем, что о тебе
говорят?
Наташа опустилась на скамейку. Глеб присел рядом.
— Потому что мне это давно известно!— Ветка
хрустнула в его руках.
— Так ты знаешь? — удивилась Наташа.
— Пустые слова!
— Страшные слова, Глеб!
Она заглядывала в его глаза, будто искала в них след
того неверного, чужого огня, что чадил в нем, грозя
спалить все доброе и чистое. v
— Слова не репей, к одежде не пристают, — сказал
он, помолчав.
— К одежде так. Но они пристают к душе, Глеб!
Он хмурился, мял в руках ветку, словно она была