«По фамилии называет. Ссора зашла далеко. Но ведь с запасным станком она права, честное слово, права».
Лиза пристально поглядела на Бакшанова и, подавляя нерешительность, сказала:
— Сейчас я покажу вам вещи, которые объяснят нашу беду, вернее ее причину.
Она подошла к кладовой и распахнула дверь. Навалом от пола до потолка лежали коленчатые валы, шатуны, шестерни.
— Это брак. И знаете чему он равен? — семимесячному заделу цеха.
Николай Петрович нервным движением поправил очки и, кашлянув, проговорил:
— Печально. Очень печально. Но это, по-моему, не причина, а следствие.
Лиза не сводила с Бакшанова резкого, почти обозленного взгляда.
— Причина в том, что мы не учим людей, не воспитываем их. А у нас в основном — молодежь.
— Кто ж вам мешает учить людей?
Лиза задумчиво подняла левую бровь.
— Я говорила нашим коммунистам: давайте выделим двух лучших токарей и поставим их инструкторами, пусть учат молодых рабочих. Согласились. Пошли к Добрывечеру, так он знаете что ответил? — «У вас, милые, преподавательский зуд, поступайте в педагогический институт».
— И вы полагаете, Елизавета Петровна, что Добрывечер безнадежен? — тихо спросил Бакшанов.
— Нет! — вскинула голову Лиза. — Его испортил, не удивляйтесь, стиль работы Семена Павловича. Стиль выдающейся личности. Ведь наш директор все стремится сделать сам и, надо отдать справедливость, пока всюду поспевает. И Добрывечер, влюбленный в Семена Павловича, подражает ему. По-моему, это очень плохой стиль, Николай Петрович. Сегодня сорвался Добрывечер, а завтра не спасут и директора его «выдающиеся способности».
Бакшанов покраснел от неловкости и изумления.
«Как плохо еще мы знаем людей! — думал он. — В своем докладе я говорил, что не слышно технолога во втором механическом, а сегодня приходится убеждаться в обратном».
— Мне кажется, вы больше других способны воздействовать на начальника цеха, — проговорил Бакшанов, улыбнувшись.
— Нет, Николай Петрович. Не слушает он меня…
— Где он, кстати?
Лиза махнула рукой в сторону конторки.
— У себя…
Потом взяла Бакшанова за руку и, глядя на него с выстраданной надеждой, горячо зашептала:
— Поговорите с ним, Николай Петрович. Он вас очень уважает…
У Добрывечера сидел Рубцов. Оба приветливо поздоровались с Бакшановым. Он зорко пригляделся к молодым инженерам — лица у них были возбужденные, на столе лежали какие-то бегло вычерченные карандашом схемы.
— Я, кажется, прервал вашу беседу. Если не ошибаюсь, вы снова занялись изобретательством. Нечто вроде «Доруба», а?
Добрывечер засмеялся:
— Борис пришел ко мне с повинной. «Зря, говорит, я свалил на тебя вину на диспетчерке. Чем подводить друг дружку, — давай работать в контакте! Он теперь заместителем у Быстрова.
— Чудесно! — поддержал Николай Петрович. — Собственно это же самое привело и меня в вашу обитель.
Лицо Добрывечера стало настороженным.
Бакшанов вначале хотел выждать, когда уйдет Рубцов, а потом решил, что пожалуй будет лучше вести разговор при Рубцове — у него тоже дела не блестящи.
— Меня интересует, Иван Григорьевич, сколько зарабатывают у вас рабочие.
Добрывечер изумленно вскинул брови, взялся за телефон:
— Сейчас позвоню бухгалтеру, нехай даст справку.
— Не надо, — остановил его Бакшанов, — любопытно, знает ли о заработках рабочих начальник цеха, а не бухгалтер.
— Гм… примерно…
— Не примерно, а точно! Не удивляйтесь, Иван Григорьевич, что главный конструктор занимается не своим делом. Я пришел к вам как член партийного комитета.
— Точно не знаю, — сказал Добрывечер.
— Плохо. Заработок рабочих открыл бы вам глаза на многие неполадки. Поинтересуйтесь, почему у вас мало зарабатывают молодые рабочие. Вероятно потому, что они плохо знают технику? Так? Стало быть, их надо учить.
— Школу открывать мне недосуг, Николай Петрович. Надо программу выполнять, — возразил Добрывечер.
— А вы ее всегда выполняете?
— Иногда срываемся, — вздохнул Добрывечер.
— Вот потому и срываетесь, что не учите рабочих, не воспитываете их.
Добрывечер зевнул, осторожно прикрыв рот широкой ладонью.
— Я вижу, разговор становится скучным, — жестко сказал Бакшанов. Добрывечер невольно подтянулся.
— Соберите мастеров участков и коммунистов цеха и скажите, чтобы мастера явились со списками рабочих, где была бы проставлена заработная плата каждого человека.
— Хорошо, — нахмурившись, проговорил Добрывечер и медленно вышел из конторки.
Рубцов сидел молча, опустив голову. Потом, чувствуя на себе взгляд Бакшанова, выпрямился и взволнованно заговорил:
— Вы бранили нас…
— Я о вас ничего не говорил, — лукаво усмехнулся Бакшанов.
— Я принял это и на свой счет. Такое же положение и у нас в цехе. Вы говорили, Николай Петрович, что не занимаемся мы воспитанием рабочих! Правильно! Но ведь и нас, начальников цехов, тоже надо воспитывать. А наше воспитание ограничивается лишь «разносами» на «диспетчерках».
— Согласен, — ответил Бакшанов.
В контору цеха, смущенно покашливая, входили мастера.
Иногда случается в жизни такое, что и не поймешь, с чего у тебя вдруг закипела душа, и ноша уже не тяжела, и дали зовут, машут алыми цветами зари.