Человек идет в гору

К концу смены Сережа подошел к стоявшему с краю станку Клавы Петряевой. Клава взяла его за руку:

— Пойдем к бригадиру. Наташа не велела сдавать тебе детали.

— Что это еще за партизанщина?! — возмутился Поздняков, но, не отнимая руки, пошел вместе с Клавой.

Наташа помахала масляной тряпкой, созывая бригаду.

Девушки окружили Позднякова.

— Слушай, Сережка, — обратилась к нему Наташа.

— Не Сережка, а товарищ контролер, — строго поправил ее Поздняков и густо покраснел, почувствовав, что выбросил разом весь боезапас смелости. Девушки захохотали.

— Хорошо, товарищ контролер, — продолжала Наташа, не сводя с него пристального взгляда, — нам, товарищ контролер, посторонние наблюдатели не нужны. Ты не член комиссии по невмешательству. Нам надо, чтобы ты был возле нас все восемь часов. Зачем? Не для того, чтобы любоваться на тебя. Ты должен предупреждать брак, понимаешь? Пре-ду-преж-дать!

— Как это я должен предупреждать его?

— Эх, контролер, тебе бы самому следовало подумать об этом. Слушай, что мы с девочками наметили. Примерно каждый час ты обходишь наши станки и производишь контрольные замеры готовых деталей. Каждый такой замер наносишь на табличку. Таблицу мы повесим у каждого станка. К середине дня получится на таблице какая-то кривая. И как только цифра приблизится к верхнему пределу допусков, ты вывешиваешь красный флажок. «Внимание! Здесь возможен брак». А сам бежишь за наладчиком и тащишь его к станку. Вот это будет настоящий комсомольский контрольный пост.

— Но ведь по инструкции о техническом контроле я должен проверять уже готовую продукцию, — ответил Сережа нерешительно.

— Ах ты, бюрократ закоренелый! По инструкции! — шутливо возмутилась Наташа. — В твою непорочную инструкцию потом внесут изменение. Дескать, учитывая ценный опыт лучшего контролера Сережи Позднякова, отменить старый пункт «А» инструкции и вместе него записать новый пункт «Б». Разве так нельзя сделать, уважаемый товарищ контролер?

Девушки громко засмеялись, тесня его со всех сторон.

— Погиб Сережка! — крикнул кто-то из ребят. — Попал в полное окружение!

— Ну, говори: согласен? — продолжала Наташа. — В твоих глазах я вижу ужас: а вдруг меня Точка за это взгреет. Так?

Сережа молчал.

— Испугался!

— А еще комсомолец! — не отступали девушки.

— Ладно, я возьму на себя задачу уломать Точку, — сказала Наташа.

— Не уломаешь, помяни мое слово! — убежденно проговорил Сережа.

— Посмотрим! — задорно тряхнула головой Наташа. — Очень даже интересно мне с ним поговорить. Ну, а ты согласен помочь нашей бригаде?

— С удовольствием! Сказать по правде, мне и самому надоело с бумагой возиться, — ответил Сережа, улыбаясь.

— Слыхали? — громко спросила Наташа. — Да за такого контролера мы не только в огонь и в воду, а всей бригадой замуж пойдем! Так, девочки?

Вспыхнул дружный смех.

Глава четырнадцатая

Сладковский вот уже два дня стал примечать, как какой-то пожилой мужчина, одетый в костюм из серого бостона и такого же цвета шляпу, упорно, выцеливает его глазами, когда он выходит с завода выпить кружку пива либо купить папирос в киоске.

Предчувствие беды просочилось в душу Сладковского.

«Что ему надо? Почему он так пристально смотрит на меня?»

Сладковский заперся в кабинете и крепко обхватил руками голову. В животе (это всегда бывало у Сладковского при испуге) возникла режущая боль. Недавно он получил письмо: «Твой старый школьный товарищ» стояла под ним подпись. «Товарищ» предлагал встретиться на одной из тихих улиц. Сладковский не пошел. Не этот ли глазастый мужчина — автор письма?

«Трус! — уколола его знакомая мысль, к которой он привык, как привыкают к застарелой зубной боли. — Может быть, он смотрит вовсе не на тебя».

«Нет, на меня, только на меня. Я даже запомнил выражение его глаз: так глядит, должно быть, охотник на утку, которую он уже убил, но боится пойти за ней вброд, так как озеро глубоко».

«Но если ты был бы ему нужен, он нашел бы способ сказать тебе об этом».

«Нашел способ… То-то и оно, что он ищет способ. Ах, черт возьми, откуда его принесло на мою голову?!»

«Выйди! Он ждет, чтобы ты вышел. Убедись еще раз!» Сладковский выходить боялся. Мучительно боялся. Он нарочно задержался допоздна на работе и вышел, когда уже совсем стемнело.

У ярко освещенной проходной незнакомца не было.

«Галлюцинации. Нервное расстройство. Надо поторопить директора с отпуском». Но как только Сладковский свернул в темный переулок, внезапной молнией пронзила его догадка: «он» ждал именно этого. Темноты!

Сзади послышались тяжелые шаги. По спине Сладковского пробежал холодок.

— Здравствуйте, Виктор Васильевич, — тихо сказал подошедший, протягивая ему руку. Сладковский слабо пожал ее одними пальцами: ладонь была мокрой от пота. — Вы слишком быстро ходите, у меня, знаете, астма.

Сладковский сбавил шаг.

— Что же вы молчите? Подыскиваете объяснение своей нелюбви к встречам с друзьями школьных лет?

«Так вот кто писал это письмо!.. Предчувствие не обмануло…»

Виктору Васильевичу сделалось нестерпимо жутко.