Человек идет в гору

«Я вас не знаю. Говорите, что вам от меня надо», — хотел ответить Сладковский, но боялся, что голос выдаст оцепенение.

— Спокойно, мой друг, — сказал незнакомец еще тише и, взяв Сладковского под руку, увлек его на мостовую. — Не делайте больших глаз, вам сейчас все станет ясным.

В сорок первом году, при задержании вас немецким патрулем в Н., вы встретились с майором Фишер. Майор вас законсервировал. Помните, вы дали расписку? Ну вот голубя окольцевали и выпустили.

Фишер всех своих голубей передал заокеанским друзьям… Разумеется, за известный гонорар.

«Ах, негодяй!» — мысленно восклицал Сладковский. А он-то думал — конец майору Фишеру, конец той ужасной расписке, что нацарапал он дрожащими руками в кабинете у Фишера, лишь бы уйти от пытки, от страшной смерти.

Сладковский считал, что он надул майора Фишера, что судьба надежно бережет его жизнь, если так легко удалось уйти от гестапо.

Сладковский был уверен, что его жалкая расписка сгорела где-нибудь в Польше либо в Германии вместе с миллионами других бумаг при разгроме гитлеровцев.

Не исключались Сладковским и такие обстоятельства, при которых сейф Фишера мог попасть в руки Советской Армии невредимым, но это было слишком мало вероятным: майор Фишер всегда имел возможность заблаговременно эвакуировать вглубь свой заветный сейф и заодно самому выбраться из опасности. Гестаповцы делали это быстро и легко.

Но мог ли он подумать, что Фишер будет торговать распиской, вернее его отпетой головой, и продаст ее американской разведке?

Мог ли он подумать, что теперь, после того как он укрепился на своем «острове», запер к нему все подходы и научился, казалось, видеть беду на расстоянии, исключающем всякую опасность, — так просто и неожиданно возьмет его за горло этот незнакомец? Сладковский уже ухватил было счастье за хвост, но в последнюю минуту оно ему аукнулось.

— Я слушаю… — сказал он хрипло.

— Пойдемте обратно. Этот переулок как нельзя более удобен для таких встреч, но он ужасно короткий.

Когда они повернулись, пришелец включил фонарик и длинным лучом прощупал мостовую и оба тротуара. Вдалеке у калитки мелькнуло светлое пальто девушки, вернувшейся, должно быть, с гулянья.

Голос пришельца стал твердым и отрывистым, словно он расстреливал судьбу Сладковского короткими очередями.

— Слушайте внимательно. Больше нам встречаться нельзя. За мной следят. Так вот. Вы знаете о работе Бакшанова. Нас интересует немногое: летно-тактические данные: скорость (максимальная и посадочная), высота, дальность, вооружение. Пока ничего больше.

— Я не имею доступа в ОКБ. Наш завод выпускает…

— Знаю. На вашем заводе работает жена Бакшанова. Используйте все средства. Держите! Здесь деньги. И не малые!

Сладковский взял небольшой плотный пакет, но пробормотал совсем потерянным голосом:

— Она ни на какие приманки не пойдет.

Он стучал зубами от нервного озноба.

— Не знаю, что полезного нашел в вас майор Фишер; Вы дрожите, как мокрая курица на морозе. Послушайте, Сладковский, — незнакомец с силой сдавил его руку выше локтя. — Найдите кого угодно, хоть дьявола, но чтобы сведения были получены в ближайшее время. За ними придут. Запомните пароль «В дороге со мной вам не будет скучно»… Ваш контрольный вопрос «Кто вы? Ответ: «Дворянин-помещик: имел решето земли».

Он приблизил лицо вплотную к глазам Сладковского, медленно, сквозь зубы процедил:

— Не вздумайте удрать или заявить властям о раскаянии. Вас уничтожат такие же, как вы, «окольцованные голуби». Ну, действуйте! И держите себя уверенней. Бог ты мой, какой вы слизняк!..

* * *

Яша Зайцев принес в цех целую охапку лозунгов и плакатов. Комсомольцы кинулись ему помогать: принесли лестницу, молоток, гвозди, и вскоре стены запестрели алыми полотнищами.

Из конторки вышел Добрывечер, весело блеснул глазами:

— Вроде и до праздника еще далеко. Плакаты успеют запылиться.

— Надо и в будни работать празднично! — крикнул Яша с самой верхней ступеньки лестницы и, будто застеснявшись поучительного тона в своем голосе, добавил: — так сказал Чардынцев.

— Умно сказал. А все-таки не шумно ли будет, Яков? Знаешь пословицу: красен цех не плакатами, а стахановскими результатами.

— А у нас своя поговорка есть, — задорно подбоченилась Наташа. — Без лозунгов да плакатов — не жди и стахановских результатов.

Комсомольцы дружно засмеялись.

— Ждать некогда, други. Некогда! — сказал Добрывечер. — Через три дня мы должны дать на сборку коленчатый вал. А технологи нам ничего не придумали. Не успели. Вчера директор Сладковского так шерстил, что у бедняги уши верно и сейчас краснее макового цвета. Да ведь на ушах главного технолога вала не выточишь. Кузнецы болванку отковали и мне принесли: выкручивайся, козаче, як хочешь.

Зайцева будто вихрем смахнуло с лестницы.

— Что же вы раньше не сказали, Иван Григорьевич? Пошли, ребята. Навалимся организованно!

Комсомольцы заполнили кабинет начальника цеха. На столе лежала поковка коленчатого вала.

— Тонок, — бросил Яша, — на станке его не зажмешь.

— Загвоздка! — вздохнул кто-то озадаченно.