Человек идет в гору

Обида от насмешливой песенки Зайцева улеглась. Но в ней, в этой песенке, была умная и неожиданная мысль: ведь и звездочка, и шкивы редуктора, и сотня других деталей много раз переходят от одного участка к другому и снова возвращаются. В этом движении, запутанном и сложном, казалось, был точно продуманный цикл. Но теперь, приглядевшись, Добрывечер понял, что эта старая обветшалая технология порочна в своей основе. Она отнимает у людей много лишнего времени, затрудняет контроль.

И если перестроить технологию так, чтобы в каждой бригаде был свой завершенный цикл, дело пошло бы куда быстрее.

«Ну и Яков! Башковитый выйдет инженер из этого хлопца!» — с удовольствием подумал Добрывечер и быстро зашагал к конторке.

Глава вторая

Чардынцев сидел у Мишина, когда в кабинет вошел высокий, с заметной сутулостью пожилой мужчина. Это был Губачев, заместитель директора соседнего тракторного завода. Он просил у Мишина взаимообразно на пять дней двести штук стальных труб «сорок четыре на пятьдесят».

— Вагоны задержались в пути. А мы сегодня выдали в производство последние трубы, — добавил он извиняющейся скороговоркой.

В круглых глазах его было примерно такое выражение: «Выручи, Семен Павлович. Попал я с этими чортовыми трубами, как козел в репейник».

Но Мишин, сузив глаза, ответил:

— Не могу. У меня тоже кончились.

По холодной сдержанности тона директора и по улыбке, не то смущенной, не то злорадствующей, Чардынцев понял, что Мишин говорит неправду.

Когда заместитель директора тракторного завода вышел, ссутулившись еще более и процедив холодное «пока, Семен Павлович», Чардынцев, коротко глянув в глаза Мишину, уверенно сказал:

— А ведь трубы у нас есть.

— Тебе откуда об этом известно? — ухмыльнулся директор.

— Знаю!

— Есть, — признался Мишин. — И знаешь, почему я ему отказал? Он меня, собачий сын, в прошлом году подвел: не дал листового железа, пока я не позвонил самому министру.

— А если и он пожалуется министру, — ты и министра обманешь?

Наступила тишина. Мишин упрямо пригнул голову, помолчал, потом удивленно и не скрывая обиды произнес:

— Ну, брат, ты далеко зашел…

— Это ты далеко зашел со своей «коммерческой жилкой», чорт бы ее побрал! — Чардынцев встал и нервно зашагал по кабинету. — За повседневными делами, за хозяйственной суетой ты упускаешь из виду конечную цель. Да, да, упускаешь, Семен Павлович! Кто к тебе обратился за помощью — Губачев? Нет! К тебе обратился представитель социалистического предприятия. И ты отказал ему из-за каких-то личных счетов с Губачевым. Из-за труб, что ты утаил от Губачева, несколько районов не получат во-время тракторов. Ну как это назвать, скажи, Семен Павлович?

— С тобой трудно разговаривать, — обиженно огрызнулся Мишин, — ты к каждому факту подводишь какие-то неожиданные параллели.

— А как же иначе? Если ты коммунист, то во всем равняйся на конечную цель. Не вырождайся в делягу!

— Обидного о себе еще не слышал.

— Жаль. Солдатский котелок и тот любит, чтобы его с песком продраили.

Мишин молча перекладывал бумаги.

— Оппонент молчит, стало быть, разговор окончен. Так? — спросил Чардынцев и, остановившись напротив Мишина, продолжал: — Нет! У меня сегодня настроение заклевать директора.

— Осторожней. Завод сиротой оставишь, — ответил Мишин, не улыбнувшись.

— Вот-вот, об этом я и хотел тебе сказать. Весь завод один везешь. А где главный инженер, где главный технолог, где начальник производства? Почему только и слышно: директор приказал, директор не велел? Правильно ли это, Семен Павлович? Мне думается, неправильно.

— Период освоения, — вздохнул Мишин. — Приходится самому быть диктатором! В целях оперативности. А потом все уляжется на свое место.

— Но я слышал, ты так работал и во время войны?

— Было дело…

— И я болел этим. В самый ответственный момент хотелось самому быть одновременно на всех участках, делать все за всех. Носился из батальона в батальон, из полка в полк, как угорелый. Командиров полков держал за спиной, а сам командовал, горе мыкал. А знаешь, отчего недуг сей? От неверия в людей и переоценки собственной персоны. Опасный недуг! Надо излечиваться, Семен Павлович. И самое неприятное, что у тебя уже есть последователи. Добрывечер, например, работал один, без актива. А как захромал сам — провалился и цех.

Или есть там еще такой вихрастый бригадир Глеб Бакшанов. Я, говорит, лучший токарь завода, на мне вся программа держится. А бригаду забросил. Рабочие не выполняют норму, плохо зарабатывают. Видишь, куда кривая пошла?

— Выходит, во всех бедах виноват один я?

— Нет, не только ты. Виновата и партийная организация, не сумевшая во-время подсказать тебе.

Из Москвы позвонил заместитель министра, и Чардынцев не стал дожидаться окончания, обещавшего затянуться разговора…

В одиннадцать часов вечера Мишин позвонил Губачеву:

— Присылай машину за трубами, кладовщики напутали. Нужного тебе диаметра у меня оказывается труб — до чортовой бабушки!

Несколько дней директор ходил мрачный, при встрече с Чардынцевым холодно кивал головой.